Поскольку он не порывался бежать, а всему иному предпочитал общение с обитателями Махенфельда, дядюшке Франциску была предоставлена полная свобода передвижения. Правда, кто-нибудь всегда находился поблизости от него, но не для того, чтобы предотвратить побег, а лишь на тот случай, если ему понадобится вдруг чья-то помощь: ведь дядюшке Франциску было как-никак за семьдесят.
Особенно много времени проводил с ним повар, поскольку дядюшка Франциск частенько захаживал на кухню, где колдовал над замысловатыми рецептами соусов или, испросив на то разрешение у повара, давал волю своим кулинарным фантазиям.
Однажды дядюшка Франциск обратился к Маккензи с необычной просьбой, и тот сразу отклонил ее.
Нет! Ни в коем случае! Ни одного звонка в его апартаменты в Ватикане! Не имеет никакого значения, что в папской резиденции у него имеется частный телефон, не значащийся в абонентных списках, равно как и то, что телефонный аппарат спрятан в тумбочке возле кровати. Телефонный разговор всегда может быть прослушан, выявить же, откуда звонили, не составит особого труда.
Франциск же говорил в свою очередь, что все это верно, но существует ведь еще радио. Хаукинз частенько повергал всех в изумление, рассказывая о необычайно сложной системе связи, которую использовал он в своих переговорах с Римом. Понятно, простой телефонный разговор не потребует столь замысловатой техники. Одноразовая трансляция — вот и все.
Башка у дядюшки Франциска набита спагетти. У него — размягчение мозга. Вероятно, у Хаукинза не все в порядке с головой, предполагал, в свою очередь, Франциск. Чего добивается генерал? Не находится ли он в патовой ситуации? Не обошел ли его с фланга кардинал Кварце?
Да и каким образом смог изменить что-либо телефонный звонок?
Разве в состоянии он ухудшить и без того скверное положение вещей?
В общем, Франциск не сдавался. Хаук мог бы, стоя возле панели радиостанции, держать руку на выключателе, чтобы сразу же прервать разговор, если только дя-люшка скажет что-то не так. И не в интересах ли самого генерала, чтобы по крайней мере еще два человека узнали о том, что он, папа Франциск, жив и здоров? И что на его месте — двойник. При этом Хаукинз ничего не потеряет, поскольку и так уже потерял все, что мог. Зато, не исключено, сумел бы получить кое-что, скажем, четыреста миллионов американских долларов.
Кроме того, нуждался в помощи Гвидо. Франциск ничего не хотел сказать плохого о своем кузене, который был не только здоров как бык, но и весьма уравновешен и неглуп. Однако ему приходится сейчас заниматься совершенно новым для него делом, и он, несомненно, прислушался бы к советам двоюродного брата Джиованни Бомбалини, которые, понятно, были бы переданы ему через личного секретаря Джиованни, молодого священника-американца из Гарлема.
Сложившуюся ситуацию не изменить в мгновение ока, ибо для этого следовало бы многое принять в расчет. Да и в чем искать Хаукинзу выход из создавшегося положения после того, когда все, что можно было, уже сказано и сделано?
Похоже, генералу уже ничто не светило. И вот как-то раз он возвратился во второй половине дня из альпийского домика с тремя картонными коробками, в которые была упакована аппаратура, и приступил к ее установке в своей спальне в замке Махенфельд.
Когда монтаж был закончен, Хаукинз отдал приказ, не подлежащий обсуждению. Только он и дядюшка Франциск имели право входить в помещение во время радиосеанса.
Энни и Сэму Дивероу было все равно, поскольку они не испытывали ни малейшего желания быть там. Что же касается повара, то он решил, что все посходили с ума, и укрылся в кухне.
С того дня не реже чем дважды в неделю над зубчатыми стенами замка поднималась поздней ночью громадная вращающаяся параболическая антенна. Ни Сэм, ни Энни не знали, что передавалось в эфир, и не были даже уверены в том, что радиоаппаратура действительно нашла применение. Однако довольно часто, когда они присаживались на садовой скамейке потолковать о том о сем или полюбоваться величественной швейцарской луной, до них доносились всплески смеха из окон гостиной. Хаукинз и папа вели себя как мальчишки, увлеченные новой игрой.
Но то была секретная игра, которой они занимались в своем личном клубе.
Сэм сидел в парке и рассеянно проглядывал «Тайме». Ничто не нарушало в Махенфельде размеренного течения жизни. Утром, к примеру, один из них отправлялся на автомобиле в деревню за газетами. Кофе в парке, да еще с просмотром газет, предоставлял чудесную возможность приятно начать новый день. Окружающий мир походил на дьявольский шабаш, но в Махенфельде царили тишина и покой.
Хаук неожиданно открыл для себя прелесть конных прогулок и теперь с удовольствием совершал их на одной из купленных им превосходных лошадей, иногда по нескольку часов. «Хаук нашел то, что давно искал», — думал о нем Сэм Дивероу.