Дорога в Китеж

С этим никто спорить не стал. Условились встретиться в шесть на Садовой, подле квартиры Питовранова, где всегда стояли тройки, чтоб ехать за город вместе.

– Я тоже скоро пойду, – тихо сказал Вика лейтенанту, придержав его за локоть. – Вызван в известный тебе дом, к полудню. Получил записку. Притом не от Лидии, а от Корнелии. Это странно. Не случилось ли чего у наших «лас-эрманитас?»

– Корнелия Львовна написала и мне. Но почему она позвала тебя? В самом деле странно. – Эжен нахмурился. – Хуже всего, что в нынешних обстоятельствах Коко меня вряд ли отпустит. Если я не появлюсь, извинись за меня и объясни в чем дело.

Вика со значением покачал головой:

– Лучше бы тебе там быть. Что если Корнелия как старшая из сестер желает с нами объясниться… по интересующему нас поводу? Она барышня решительная и Лидии заместо матери. Скажись больным и едем.

– Я не умею лгать, – простонал Воронцов. – Сразу краснею. Черт, черт, черт! Как быть? Пойду к князю, скажу ему правду, он поймет. Ты, пожалуйста, один не уезжай.

Тем временем Мишель Питовранов с удивительной для его корпулентной фигуры легкостью взбежал по крутой лестнице в редакторский закоулок. Там в приемной колдовал над самоваром Силыч, отставной матрос, состоявший при журнале для услуг.

– Михал Гаврилыч, тебя человек дожидается.

– Кто?

– Ларцев какой-то. Одет чудн'o. Я бы не пустил, но к тебе какие только не ходют.

– Ларцев? – повторил Питовранов. – Не жду я никакого Ларцева. – И вдруг ахнул: – Неужто тот самый? Не может быть!

Михаил Гаврилович обрадовался, но еще сильней удивился.

Адриан Ларцев был автор статьи о железных дорогах, которую журналист чуть ранее поминал приятелям.

Поразительная по содержанию рукопись пришла в самом начале года. В ней утверждалось, что все беды России происходят из-за громадности дистанций и плохой связи между областями. В прежние времена разрешить эту трудность было невозможно, но технический прогресс дает человечеству новые инструменты. Важнейшим из них являются железные дороги. Надобно выстроить трассу от Балтики до Тихого океана. Тогда у дряблой массы европейско-азиатского государства появится хребет и Россия сможет распрямиться, подняться. По жилам заструится кровь, по нервам побегут сигналы. Задвижутся товары и работники, пересекая огромную державу не за полгода, как ныне, а за десять дней.

Прожект был, конечно, фантастический. Единственную российскую железную дорогу между столицами, длиной всего в 600 верст, строили десять лет и потратили на это бессчетные мильоны, но как идея на далекое будущее Трансроссийская железная дорога безусловно заслуживала рассмотрения. Проблема заключалась в том, что статья была совершенно непечатная – во-первых, по обилию немыслимых дерзостей, а во-вторых, из-за вопиющей неотесанности стиля. Начиналась она, например, следующим образом: «Наша страна Россия на самом деле никакая не страна, а вроде выкинутой на берег медузы. Лежит студнем, еле шевелится. И плавать не плавает, и ходить не ходит. Чего-то такое на одном конце задвигается, а пока до другого дойдет, выйдет пшик. Из естествознания известно, что беспозвоночные твари стоят на менее высокой ступени эволюции, чем позвоночные. Какой отсюда вывод? России надобен позвоночник. И позвоночником этим может стать вот что…».

Читая корявый текст, впрочем, написанный без единой орфографической ошибки, Мишель то смеялся, то крякал. Всё это было чертовски верно и дельно. В ответном письме он расхвалил статью и пообещал напечатать, но попросил разрешения внести необходимую правку, а также посоветовал снабдить прожект статистическими сведениями о железнодорожных успехах других стран.

Внезапному явлению автора Мишель так поразился, потому что сочинение было прислано из самой отдаленной Сибири, на конверте стоял иркутский штамп. Как это Ларцев мог всего через три месяца после отправки обратной почты перенестись из-за Байкала в Петербург?

* * *

Внешность прожектера Питовранова тоже удивила. Он ждал увидеть немолодого инженера или слеповатого от чтения книг мечтателя с воспаленным взором, а вместо этого обнаружил в комнате долговязого остроносого парня с длинными волосами, которые сзади были стянуты в хвост, как на Руси делали разве что семинаристы. Ларцев был очень молод, не старше Мишеля, одет в диковинную куртку из вывернутой кожи, такие же брюки или, вернее сказать, штаны и странные сапоги без каблуков. На скрип двери гость обернулся небыстро – сначала кончил разглядывать заинтересовавшую его картинку на стене: разрез новейшего английского парохода «Сити оф Глазго». Ларцев вообще в движениях был не скор, что в таком возрасте, да при худощавой комплекции выглядело необычно.

На приветствие сибиряк просто кивнул, очень внимательно рассматривая журналиста серыми, спокойными глазами.

– Вы, должно быть, прибыли в столицу по своей надобности и разминулись с моим ответом, – сказал Мишель, пожимая крепкую жесткую руку своей пухлой ладонью. – Очень славно, что так вышло. Это ускорит наше дело.

– Нет, я получил ваше письмо в середине февраля и тут же выехал.