Дорога в космос

Присяга! Твёрдое, большое и ёмкое слово. В нём выражена любовь советского человека к своей социалистической Отчизне. Присяга вела в бой наших отцов и братьев. Она придавала им силы в ожесточённой борьбе с врагами и всегда приводила к победе.

Вся жизнь моя прошла перед глазами. Я увидел себя школьником, когда мне повязывали пионерский галстук, ремесленником, которому вручали комсомольский билет, студентом с ленинским томиком в руках и теперь воином, крепко сжимающим оружие… Страна доверила нам оружие, и надо было быть достойными этого доверия. Отныне мы становились часовыми Родины.

Юрий Гагарин — курсант Оренбургского военного авиационного училища.

О торжественном событии — принятии военной присяги я написал домой, поделился с родителями своими чувствами. У всех курсантов было приподнятое настроение. Мы с жаром принялись за изучение теоретических дисциплин. С первых же занятий всем понравились уроки в классах материальной части и теории полёта, которые вёл инженер-подполковник Коднер. В очень интересный, совсем новый мир ввёл нас и преподаватель тактики капитан Романов — человек с пышной курчавой шевелюрой, как у Пушкина. То, о чём мы знали только понаслышке: о формуле воздушного боя — «высота, скорость, манёвр, огонь», которую разработали и применили лётчики эскадрильи Александра Покрышкина но время знаменитого сражения на Кубани, о штурмовых ударах дважды Героя Советского Союза Талгата Бегельдинова, о действиях пикирующих бомбардировщиков генерала Ивана Полбина — теперь как бы оживало в лекциях капитана Романова, зримо представлялось на схемах, которыми он иллюстрировал и дополнял эти лекции. Мы получили ясные понятия о том, как надо вести воздушный бой на вертикалях и горизонталях, узнали, какую огромную роль играет слётанность ведущего и ведомого. Современный воздушный бой предстал перед нами как бой групповой, где каждый лётчик обязан поддерживать товарища, где одним из решающих факторов является коллективная воля к победе.

После занятий в классе воздушной тактики среди нас, курсантов, обычно возникали оживлённые споры. У каждого был свой любимый ас. Одному нравился Сергей Луганский, другому — братья Глинки, третьему — Пётр Покрышев. Словом, сколько курсантов, столько и привязанностей. Нас интересовали и действия бомбардировщиков, летавших на Берлин в первый год войны, и штурмовиков, атаковывавших колонны танков на Курской дуге, и дальних разведчиков, в рдиночку проникавших в глубокие тылы противника, и экипажей женского полка, поддерживавших десантников в Керченском проливе. Транспортники, подбрасывавшие боеприпасы партизанам в Брянские леса и в Карпаты, нас тоже интересовали.

— Но ведь все это уже история, хоть и недавняя, но история, — говорили некоторые курсанты. — А теперь и техника другая и люди другие.

Капитан Романов шутливо называл этих курсантов скептиками и тут же на примерах совсем недавней войны в Корее доказывал, что и в пору новой авиационной техники — реактивных самолётов, радиолокации, более мощного бортового оружия истребителей — основы воздушной тактики, творчески разработанной передовыми советскими лётчиками в годы Великой Отечественной войны, наступательный стиль, которого они придерживались в боях с врагом, их принципы взаимной поддержки и многое другое, присущее нашим авиаторам, нельзя сбрасывать со счётов.

— Боевой опыт, — говорил он, — добыт большой кровью. То, что с приходом новой техники устарело, мы не должны брать на вооружение. Ну, а то, что может быть полезным и для реактивных самолётов, нужно всячески развивать.

К творческому совершенствованию всего того, что уже накоплено нашей авиацией, призывали и другие преподаватели. Они говорили, что даже самый отличный лётчик опирается на опыт своих предшественников. На занятиях по теории лётного дела они приучали нас не только заучивать уже установившиеся понятия и истины, но и критически мыслить, искать в нужных случаях новые решения. И хотя, конечно, «мыслители» из нас были ещё не ахти какие, ведь мы только-только начинали приобщаться к военной авиации и даже не пробовали летать на реактивных машинах, но уже одно то, что командиры и преподаватели видели в нас свою смену, говорило о том, что именно нам, лётной молодёжи, предстоит развивать отечественную авиацию, поднимало нас в собственных глазах. И всем от этого сознания своей будущей роли хотелось учиться как можно лучше, как можно скорее освоить дело, которому мы целиком посвятили себя.

Я всегда любил боевые знамёна. Они как неувядаемые листы книги, на которых навечно записаны ратные легенды, по которым многие поколения будут читать историю нашей Родины.