На высоком холме по правую руку от дороги резвились, играя в догонялки три альбийских девы. Но, признаться, не видел двух из них Конхобар, ведь взор его оказался прикован к одной, самой прекрасной и статной, облачённой в узкое на талии платье, зелёное, как первая весенняя трава. Доблестный воин спрыгнул с коня и двинулся к тому холму, словно бы притягиваемый невидимыми цепями. На негнущихся ногах, не в силах оторвать своего взора от прекраснейшей из дев, Конхобар приблизился к воплощению своей мечты. Девушки, завидев статного парня, прыснули в кулачки и прекратили играть в догонялки. Они с интересом поглядывали на воина, чей цвет — а точнее, цвета — стали известны во всех землях, где говорили на альбийском или понимали его.
— Здравствуй, отражение прекраснейшей из Идущих по заокраинным тропам! Скажи мне, как зовут тебя? — спрашивал зачарованный Конхобар.
Бывшая в те минута — для Конхобара, конечно же — единственной на свете девушка прыснула в кулачок. Её золотистые кудри разметались по лбу при этом.
— Моё имя уже известно тем, кто меня знает. Остальным же удастся его, только если… — девушка вновь рассмеялась. — Только если отгадает загадку! Но сперва догонит меня!
И девушка со всех ног побежала в противоположную от Конхобара сторону. Но тот не был бы славнейшим героем Альбы, если бы не мог догнать деву.
В пять или шесть прыжков он настиг её и, насколько было в его силах, нежно обнял девушку. Он тихо шепнул ей на ухо:
— Ну так как зовут тебя, о прекраснейшая из смертных? — вкрадчиво спросил Конхобар.
Она почувствовала его тёплое дыхание у себя на щеке.
— Имя моё — Амайн, Восточная звезда…
Девушка смотрела на заходящее солнце. В груди Конхобара кольнуло — то был знак нарушенного гейса…
Конхобар только-только принялся за рассказ о нарушении второго запрета, как свет в зале померк. Только в камине, где жарилась, кажется, самая большая свинья из тех, которую Олаф когда-либо видел (не считая предыдущего бургомистра Лефера), горело пламя. Свет от него, неверный и слабый, оставался единственной преградой на пути тьмы.
Ричард отрешённым голом прошептал, превозмогая боль:
— Ну начинается… В этом мире нельзя спокойно умерев, не влипнув в историю.
— А шаман-то прав, — вторил ему Рагмар, готовясь принять бой.
Внезапно раздался громоподобный рык… кошки. Мяукающее создание прыгнуло куда-то в сторону. Тут же послышался вздох облегчения — то Олаф вновь поверил в своё Везение.
И тут открылась дверь.
Все замерли. Ну, разве что кроме Ричарда Магуса, который и так был бездвижен и флегматичен, как и подобает мастеру его искусства, видавшего все чудеса на этом свете.
Свет луны проникал в комнату, превращая ее во вместилище ночных кошмаров и неверных теней, подхваченных полночным ветром. Послышался стон деревьев и… стук костей. В дверном проеме возвышалась фигура. Стоявшую спиной к свету, ее невозможно было разглядеть, и оттого становилось еще страшнее. Послышался шелест ткани, и фигура сделала шаг вперёд.
Рагмар обратился в дикую кошку, замерзшую в прыжке. Олаф занес над головой меч. Ричард соизволил повернуть голову в сторону незнакомца. И только Конхобар оказался невозмутим.
— Это за мной, — спокойно произнес он. — Как умирать-то не хочется.