Дорога в мир живых

Некогда прекрасные густые волосы Артура почти полностью выпали, лишь кое-где к черепу прилипли неопрятные бурые клочья. Мутные, затянутые пеленой глаза казались слепыми, дряблые губы кривились в подобии усмешки.

– Ты больше не любишь меня, котенок? – говорил утопленник, подступая к ней ближе и ближе. – Неужели я тебе уже не нравлюсь?

Послышался влажный, хлюпающий звук – мокрые босые ступни прошлепали по полу. Катя, не понимая, как все еще умудряется сохранять рассудок, увидела, что вода продолжает стекать по его телу, собираясь в лужицы.

– Твоя мать права, – пробулькало существо, прикинувшееся Артуром, – это ты виновата в том, что мы умерли и оказались здесь.

– Из-за тебя мы заперты в подвале, – вторила ему «мать», – навечно.

– Ты обрекла нас на смерть, но сама до сих пор жива! – хрипло бормотал утопленник, приближаясь к Кате. – Это несправедливо.

Вторая тварь, выбравшись из кресла, тоже наступала на нее. Искривленная, с изломанным позвоночником, она двигалась судорожно, скачкообразно, но пугающе быстро.

– Ты тоже должна умереть!

– Должна остаться здесь, внизу, с нами!

Катя попятилась, ударилась о нижнюю ступеньку лестницы. Боль в ушибленной лодыжке привела ее в чувство. Она развернулась и бросилась бежать, успев ощутить слабое дуновение: чьи-то пальцы едва не коснулись ее плеча.

Раздался разочарованный крик, и это придало сил. Не чувствуя ног, словно по воздуху, неслась Катя вверх по бесконечной лестнице.

«Быстрее! Только не споткнуться! Только не упасть!»

Снизу неслись, перебивая друг друга, яростные вопли:

– А ну, вернись, дрянная девчонка!

– Твое место здесь! Тебе не выбраться!

Но твари, живущие в подвале, были слишком медлительными, неповоротливыми. Катя знала, что они уже не смогут догнать ее, поэтому и исходят бессильной злобой. Она вроде бы тоже кричала что-то, не помня себя, а может, ей это только чудилось и на самом деле она сжимала челюсти, сосредоточившись на крутом подъеме.

Последние несколько ступенек. Вот она, заветная дверь! Катя протянула руку и нашарила ручку, плача от облегчения. Спаслась! Уже почти все!

На краткий миг ей показалось, что дверь может оказаться заперта, но она легко поддалась. Катя распахнула ее и ощутила свежий порыв ветра, такой ароматный после затхлой атмосферы подвала.

Секунда – и она окажется снаружи, захлопнет за собой дверь, закроет на замок чудовищ, обитающих в темноте. Это была победа – такое пряное, пьянящее, головокружительное ощущение свободы, какого ей не доводилось испытывать никогда прежде.

Внезапно в уши ворвался крик, отчаянный и до того громкий, что это причинило боль: ее голову будто полоснули изнутри острыми лезвиями.

– Остановись! Катя! Остановись сейчас же!

Оглушенная, растерянная, она замерла на пороге, вцепившись в ручку двери, оглядываясь в поисках источника голоса. Кто кричал?

Но уже в следующее мгновение поняла, кто. Узнала бесконечно родной и любимый, знакомый до мельчайших интонаций и полутонов голос мужа. Он звал ее, в этом не было сомнений. Артур, а не омерзительная тварь, что притворялась им в подвале.

На нее будто вылили ведро ледяной воды или окунули в крещенскую купель. Иллюзия, окружающая ее, растворилась в этом потоке.

Не было ни призрачного дома в Кабаново, ни подвала с его обитателями, ни лестницы. Катя увидела, что стоит на подоконнике своей кухни. Окно распахнуто настежь, и то, что мгновение назад представлялось ручкой двери, ведущей на свободу, оказалось оконной створкой.

Ветер завывал на высоте девятого этажа. На тротуаре стояли люди, которые не могли разобрать, что делает женщина в окне: моет рамы или собирается покончить с собой.

Еще шаг, еще одно движение – и Катя оказалась бы внизу.

Еще немного – и не осталось бы шанса выжить.

Выбравшись из подвала, она угодила бы в подвал.

– Мама! – простонала Катя.

Что увидела ее мать? От чего она спасалась? Какие демоны гнали ее? И некому было остановить этот ужас.

Голова закружилась от слабости и осознания близости смерти.

– Медленно отодвинься от края. Присядь на корточки. Теперь спускайся на пол. Закрой окно.

Голос Артура, короткие четкие команды звучали в голове, и Катя послушно делала, как он говорит. Осторожно, стараясь не поскользнуться, не свалиться вниз, спустилась с подоконника, затворила окошко.

Прохожие, успокоенные, разошлись, кто куда.

Катя с трудом доковыляла до раковины, тело ее сотрясали болезненные спазмы. Ее не вырвало: пустой желудок протестующе ныл, она задыхалась и кашляла. Ноги и руки тряслись от нервного напряжения, по щекам текли слезы.

Через какое-то время, немного успокоившись, она выпила воды, умылась, осторожно касаясь разбитого лица. Кровь уже не текла из ран, которые начали затягиваться. Катя дошла до табуретки и села, положив голову на сложенные крест-накрест руки. Ни одной мысли, ни одной эмоции, ее будто выжали досуха и выбросили, как старую тряпку. Сколько она так просидела, Катя не знала.

Когда подняла голову и поглядела на часы, стрелки показывали половину шестого. Вечера или утра? Она перевела взгляд на окно. Рыжее солнце клонилось к горизонту, значит, все-таки вечер.