Дорога в Монсегюр

— Мадам, — сказала я, устроив короткую, по возможности выразительную пантомиму, означающую: «умоляю простить вторжение», — я правильно ли иду к шато де Монсегюр?

Качая головой, старушка отложила рукоделие и приблизилась к окну.

— Вон туда и туда, все в горы и в горы, — сказала она. — Бедная девочка, ведь надвигается гроза. У тебя есть хотя бы крыша над головой, чтобы укрыться от дождя?

— Нет, — сказала я, — да это ерунда. Тут много деревьев. Не сахарные, не растаем.

И попросила стакан воды. Она подбежала к буфетику, достала стакан. Потом вынула откуда-то пластмассовую бутылку.

— Хочешь, я дам тебе с собой воды?

— Спасибо, мадам, — сказала я.

Добрая женщина дала мне воды. Я взяла бутылку и потащилась дальше в горы.

Гроза нависала над горами. Молнии сверкали среди черных туч. Гремело устрашающе. Теперь я уже твердо знала, что попаду под грозу, но знала также и то, что бояться мне нечего и что я даже не промокну. Это знание исходило от той меня, которая слушала только одно: медленное приближение Монсегюра.

А та я, которая еще продолжала размышлять насчет того, как бы укрыть от потоков воды серпастый и страховку, дабы они не промокли, суетно тревожилась. Но вторая я почти не слышала этой тревоги, заглушенной иным: медленным, торжественным приближением Монсегюра.

А вот, наконец, и объяснение тому, почему надпись «Монсегюр» на дорожном указателе замазана: впереди велись дорожные работы. Рабочие нарочно замазали указатель, чтобы из машины, пролетающей на скорости по шоссе, не заметили надписи «Шато де Монсегюр» и чтобы поток автомобилей по этому шоссе по возможности сократился.

Рабочие помахали мне рукой. «Бонжур, маленькая мадемуазель!» — «Бонжур, ребята!»

Дальше — как в сказке:

— Здравствуй, маленькая девочка! Что ты делаешь здесь, в горах?

— Здравствуйте, добрые люди! Я иду в Монсегюр.

— Опомнись, девочка! Куда ты пойдешь, совсем одна, в горы? Ведь надвигается гроза! Останься с нами.

— Ах нет, я не могу остаться с вами, я должна дойти до Монсегюра.

— Разве тебе не страшно? Ты пропадешь, если будешь такая глупая.

— Ах нет, нет, я должна, я обязательно должна дойти до Монсегюра…

— Промокнешь!

— Значит, буду мокрая, — сказала я по-русски.

Они переглянулись. До этого я говорила на смеси немецкого, английского и французского.

— Полонез? — недоуменно спросил один рабочий у другого.

— Огинского, — проворчала я себе под нос.

Они помахали мне рукой, и я пошла дальше.

Из-за грозы стало довольно темно, все горы казались одинаково огромными, хотя каждая была своего цвета — все оттенки синего и фиолетового. И все же когда из-за поворота неожиданно показалась ТА САМАЯ гора, я сразу ее узнала.

Она выросла передо мной, как живое существо. Темно-серая, почти черная скала, по плечи утонувшая в черно-зеленых потоках листвы.

Я пришла. Там, на вершине, — замок. Его почти не видно, но я угадываю его скупые очертания. Там — ТО, что так настойчиво звало меня — звало с той самой минуты, как я вышла из самолета и погрузилась во влажный и теплый воздух Тулузы.

Хмурый замок, утонувший в черноте туч, окруженный молниями. Дорога увела меня в сторону, огибая скалу, гора скрылась за поворотом, но потом снова я увидела Монсегюр. И, наконец, вот — я стою, упираясь в подножие.

Гроза приближалась. Гром гремел теперь почти над самой головой, сперва в пяти километрах, потом в трех, в двух…

Я полезла на скалу. Не успела я пройти нескольких метров по тропинке, вырубленной для туристов, как хлынул ливень. Я забралась под куст, съежилась под густой листвой. Ливень хлестал гору так, что воздух казался белым и непрозрачным. Над головой беспрестанно рвали прочное полотно, молнии вспыхивали одна за другой. Мне было страшно и в то же время я была твердо уверена в том, что для меня наступит завтра. Более того, я знала, что выберусь отсюда — и не в Лавеланет, куда мне совершенно не хотелось, а в Фуа. Кто гнул время и пространство — я не знаю, но Сила, заточенная в этом месте, огромна.

Гроза прошла минут через двадцать. Еще немного влага сыпалась с неба, но на это можно было не обращать внимания. Я полезла дальше. Разумная «я» понимала, что в следующий раз люди (если не принимать в расчет случайных туристов, но таких очень мало) появятся на этой горе 12 июля, как мне сказали в «офис де туризм» в Тулузе. Разумная «я» вообще много что понимала насчет сломанных на мокрых скалах ног. Но здесь, в Монсегюре, у нее, этой разумницы, почти не было голоса.

Стены, источающие тепло. Стены, которые здешнее солнце раскалило за день настолько, что после дождя они почти мгновенно высохли и все еще остались горячими.

Двойная стена, проход, рухнувшая башня — и дальше обрыв, а внизу разливанное море леса, невидимая под листвой речка Арьеж, и снова горы, застилающие горизонт до самого неба.

Господи, да как же они это штурмовали?!..

Я стою, прислонившись к стене.

Я — пришла.

Меня трясет от смеха, у меня текут слезы, я задыхаюсь, стоя у этой теплой стены. Я пришла. Я дошла до Монсегюра. Весь мир там, внизу, — мой, потому что я стою у стены Монсегюра.