Гроза нависала над горами. Молнии сверкали среди черных туч. Гремело устрашающе. Теперь я уже твердо знала, что попаду под грозу, но знала также и то, что бояться мне нечего и что я даже не промокну. Это знание исходило от той меня, которая слушала только одно: медленное приближение Монсегюра.
А та я, которая еще продолжала размышлять насчет того, как бы укрыть от потоков воды серпастый и страховку, дабы они не промокли, суетно тревожилась. Но вторая я почти не слышала этой тревоги, заглушенной иным: медленным, торжественным приближением Монсегюра.
А вот, наконец, и объяснение тому, почему надпись «Монсегюр» на дорожном указателе замазана: впереди велись дорожные работы. Рабочие нарочно замазали указатель, чтобы из машины, пролетающей на скорости по шоссе, не заметили надписи «Шато де Монсегюр» и чтобы поток автомобилей по этому шоссе по возможности сократился.
Рабочие помахали мне рукой. «Бонжур, маленькая мадемуазель!» – «Бонжур, ребята!»
Дальше – как в сказке:
– Здравствуй, маленькая девочка! Что ты делаешь здесь, в горах?
– Здравствуйте, добрые люди! Я иду в Монсегюр.
– Опомнись, девочка! Куда ты пойдешь, совсем одна, в горы? Ведь надвигается гроза! Останься с нами.
– Ах нет, я не могу остаться с вами, я должна дойти до Монсегюра.
– Разве тебе не страшно? Ты пропадешь, если будешь такая глупая.
– Ах нет, нет, я должна, я обязательно должна дойти до Монсегюра…
– Промокнешь!
– Значит, буду мокрая, – сказала я по-русски.
Они переглянулись. До этого я говорила на смеси немецкого, английского и французского.
– Полонез? – недоуменно спросил один рабочий у другого.
– Огинского, – проворчала я себе под нос.
Они помахали мне рукой, и я пошла дальше.
Из– за грозы стало довольно темно, все горы казались одинаково огромными, хотя каждая была своего цвета -все оттенки синего и фиолетового.
И все же когда из-за поворота неожиданно показалась ТА САМАЯ гора, я сразу ее узнала.
Она выросла передо мной, как живое существо. Темно-серая, почти черная скала, по плечи утонувшая в черно-зеленых потоках листвы.
Я пришла. Там, на вершине, – замок. Его почти не видно, но я угадываю его скупые очертания. Там – ТО, что так настойчиво звало меня – звало с той самой минуты, как я вышла из самолета и погрузилась во влажный и теплый воздух Тулузы.
Хмурый замок, утонувший в черноте туч, окруженный молниями.
Дорога увела меня в сторону, огибая скалу, гора скрылась за поворотом, но потом снова я увидела Монсегюр. И, наконец, вот – я стою, упираясь в подножие.
Гроза приближалась. Гром гремел теперь почти над самой головой, сперва в пяти километрах, потом в трех, в двух…
Я полезла на скалу. Не успела я пройти нескольких метров по тропинке, вырубленной для туристов, как хлынул ливень. Я забралась под куст, съежилась под густой листвой. Ливень хлестал гору так, что воздух казался белым и непрозрачным. Над головой беспрестанно рвали прочное полотно, молнии вспыхивали одна за другой. Мне было страшно и в то же время я была твердо уверена в том, что для меня наступит завтра. Более того, я знала, что выберусь отсюда – и не в Лавеланет, куда мне совершенно не хотелось, а в Фуа. Кто гнул время и пространство – я не знаю, но Сила, заточенная в этом месте, огромна.
Гроза прошла минут через двадцать. Еще немного влага сыпалась с неба, но на это можно было не обращать внимания. Я полезла дальше.
Разумная «я» понимала, что в следующий раз люди (если не принимать в расчет случайных туристов, но таких очень мало) появятся на этой горе 12 июля, как мне сказали в «офис де туризм» в Тулузе. Разумная «я» вообще много что понимала насчет сломанных на мокрых скалах ног.
Но здесь, в Монсегюре, у нее, этой разумницы, почти не было голоса.
Стены, источающие тепло. Стены, которые здешнее солнце раскалило за день настолько, что после дождя они почти мгновенно высохли и все еще остались горячими.
Двойная стена, проход, рухнувшая башня – и дальше обрыв, а внизу разливанное море леса, невидимая под листвой речка Арьеж, и снова горы, застилающие горизонт до самого неба.
Господи, да как же они это штурмовали?!…
Я стою, прислонившись к стене.
Я – пришла.
Меня трясет от смеха, у меня текут слезы, я задыхаюсь, стоя у этой теплой стены. Я пришла. Я дошла до Монсегюра. Весь мир там, внизу, – мой, потому что я стою у стены Монсегюра.
Со стороны: маленькая одинокая девочка, не знающая местного наречия, почти раздетая (шорты и маечка), вечером – в восьмом часу – одна, совершенно одна, в горах, в Пиренеях, без всякой надежды выбраться, без всякой надежды найти ночлег.
Но это я только потом сообразила.
Монсегюр, который звал. Монсегюр, который не пускал. Который испытывал: не сверну ли с дороги, не испугаюсь ли, не отступлюсь ли.
Монсегюр – место чудовищной Силы.
Она почти осязаемо чувствуется в этих стенах, в этой скале. Перекрестье каких-то неведомых меридианов. Есть более красивые замки, более пригодные для посещения туристами, более живописные и куда менее разрушенные. Но Сила – здесь.