Дорога в небеса. История создания строительного чуда – высокогорной железнодорожной магистрали Цинхай-Тибет

В вечерних сумерках одного из дней поздней осени этого же года я с глубоким вздохом снова сел перед компьютером и набрал первую строку на электронном экране. Я отправлялся в литературное путешествие, но мой дух по-прежнему в одиночку брел по далекой земле. Эта книга на самом деле является самым трудным путешествием в моей профессиональной писательской карьере. Не только из-за трудностей, связанных со сбором интервью, но и из-за того, что большинство из них происходило в местах, где мозг, страдающий от гипоксии, работал медленно. За эти годы я побеседовал с более чем тремястами людьми, беспорядочно исписав пять толстых блокнотов. Я всегда, даже когда последний из них был окончательно закрыт, помнил о том, как мои писательский энтузиазм и литературный дар едва не потерпели поражение на железнодорожной линии Цинхай-Тибет. Тем не менее, как и в случае с восхождением на заснеженную гору, покорить вершину и получить право смеяться последним сможет тот, кто сумеет быть упорным до конца.

Аккорды последней главы отзвучали в моем уединенном кабинете. По спящей улице длиною в десять ли снова прокатился грохот колес, прорезав тишину осенней ночи, но этой ночью я не ложился – я брел, одинокий, среди громоздящихся ледяных гор, все еще на пути к святому городу.

Я никогда не забуду одно место в Дамшунгской степи – Вуматанг. Если, спускаясь вниз, пройти несколько километров, можно увидеть восемь тибетских ступ, которые столетия стояли здесь среди снегов и ветров. Я трижды миновал это место торопливо, проездом, и трижды останавливал машину, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Многие западные искатели приключений добирались сюда через многочисленные трудности лишь для того, чтобы тибетские солдаты Кашага преградили им путь и вынудили их вернуться. Жена голландского миссионера даже родила здесь ребенка и здесь же его похоронила. В один из приездов я тихо подобрал старый молитвенный флажок с напечатанным с одной стороны священным текстом и увез его с собой в Пекин, спрятал в своей комнате. Когда-то я подобрал и камень мани с выгравированной на нем шестислоговой мантрой и увез его за тысячи ли, в Юньнань. Я подарил его своей матери, которая, однако, послала его в монастырь, для молитв за благополучие в этой земной жизни.

Но когда я в третий раз проезжал восемь ступ в 2004 году, я, к удивлению своему, обнаружил, что одна из них рухнула. Что это значило? О чем это говорило?! Я не смогу объяснить. Нет ответа. В этих загадочных местах, кажется, многие вещи остаются без ответа, утонов в безмолвии. Заметает снегом ветер, разгоняя пыль мирской суеты, и за ветром улетучивается прошлое, оставляя только «сейчас».

В небесный край ты поднимаешься в безмолвии, но прозорливые глаза твои могут наблюдать за всем живым. Внизу от ступ Цзюцзына находится самая большая группа молитвенных флагов в Дамшунгской степи. Позади нее лежит, обращенная к небу, главная вершина хребта Ньэнчентанглха, будто богиня, беззастенчиво, по временам прикрывая красивую фигуру взметнувшимся снежным туманом или толстым облачным одеянием. Но если ты искренен сердцем, если ты связан предопределением с божествами гор, то иногда, подняв глаза, ты сможешь разглядеть среди вьющихся облаков и тумана богиню, лежащую на вершине горы,– со столь высоким «индексом привлекательности», что перед ней преклоняются, ею восхищаются паломники со всего света.

Летят по ветру молитвенные флаги – молитвенные флаги, подобные душам. Я же отправляюсь в литературное путешествие, – поклоняясь на каждом шагу, двигаюсь к священному городу Лхасе.

ГЛАВА 1. ОСЕННИЕ ВЕТРЫ НА ПОДЪЕЗДАХ К СТОЛИЦЕ

Центр [вселенной], царь горы Меру,

Не двигайся, непоколебимым оставайся, пожалуйста.

[Чтобы] солнце и луна, [совершая] кругооборот,

Ошибочных намерений [сбиться с пути] не имели 1.

Далай-лама VI Цаньян Джамцо, «Любовные песни»

МАЛОСТЬ ГИМАЛАЕВ НЕ СКРЫТЬ ОТ ПРОНИЦАТЕЛЬНОГО ВЗОРА

Впервые слова «Цинхай-Тибетская железная дорога» я услышал в Пекине, в хутуне Дагуайбан в Сисы, в доме пожилого Инь Фатана, впервые услышал, что ее конечный пункт будет в Таванге, родине шестого Далай-ламы, Цаньяна Джамцо. С написанным на лице изумлением я пробормотал:

– Как же это возможно!

– Так и есть.

Старик был чрезвычайно доброжелателен, без тени суровости провинциального чиновника высшего ранга, как можно было бы себе представить. Он сказал это мне с расслабленной улыбкой, но так, что его слова не допускали никаких сомнений.

За окном была первая весна последнего десятилетия двадцатого века. Ласковые прикосновения весеннего солнца, клонящегося к западу, легли на Янлинь и, проникая через оконные стекла, освещали гостиную. Старик посмотрел вдаль, мыслями, казалось, снова устремившись к Тибету.