Дорога в Нерюнгри

Оля повернулась, ничего не отвечая. Мама в комнате тихо плакала. От боли душевной или физической – уже не ответит. Да и ответы не нужны.

Девушка уселась на край кровати и несколько минут смотрела в пол.

– Доча?

– Да, мамочка?

– Тебе не страшно?

– Нет, мама. Уже нет.

– А когда-то было?

– Было страшно, когда внутренние переживания накладывались на внешние неурядицы. А сейчас я отвердела.

– Но надежда есть?

– Лишь для меня, видимо, – горько ответила Оля.

Мама лежала на спине, и слезы дрожали в глазах, никуда не стекая.

– А почему ты спросила, мама?

– Потому что мне страшно. Душа болит. За твою надежду.

Черное окно. Черное как космос, но космоса за ним не видно. Совсем. Только панельки, а за ними сотни километров тундры, в которой даже оленей больше нет. Только снег и наледь. Кровь сотен первопроходцев и их противников – представителей коренных народов. Ушла в соседнюю, чтобы не шуметь.

– Представь, как меня прокатили? Купил и продал квартиру, – кричал Андрюха.

– Может, выпьем?

– Я непотопляемый "Дредноут".

– Откуда ты такие слова-то знаешь?

– Ну знаю, – Андрюха заливался смехом.

– Ты так же безнадежен, как налоговая служба России.

– Да ну?

– У меня подруга работала. Там полный тлен. Вообще.

Андрюха смеялся, чуть не бился головой об стол.

В какой-то момент Ваня – одноклассник брата Оли – встал в туалет, и пошел искать девушку. Заглянул в одну комнату и вышел грустный. Приоткрыл другую комнату, пока другие головы качались над фанерой. Полная темнота. Кромешная.

– Олька?

В ответ лишь тишина. Даже отзвуков никаких. Ваня шагнул и захлопнул за собой дверь – Оля не выходила, а значит, что она где-то в этой трешке.

–Ольга? Ты здесь?

Снова полная тишина.

Ваня не стал церемониться и начал щупать руками по стенам. Немного надо в таком состоянии.

– Да я только с дежурства! Там такие уроды! – кричал кто-то из-за стены.

Ваня щупал и щупал, пока в области кровати не нащупал чье-то плечо. Кажется. Глаза стали привыкать к темноте, и он увидел, как на него поднялись два глаза, отражавшие свет Луны – другого света нет. Забавно, что луна одновременно и имя собственное, и имя и нарицательное. Смотря как применять это слово. Смотря как применять слово любовь.

Оля молчала – мать будить нельзя – и смотрела на Ваню широко закрытыми глазами.

– Ты слышишь меня? Я хочу тебя, – шептал Ваня.

– Только сегодня? – раздался голос из темноты.

– Не знаю, – запинался Ваня. – Но хочу!

– И что?

Ваня толкнул Олю в сторону стены, и следом навис над ней. Оля не стала пытаться кричать, хоть Ваня и закрыл ей рот ладонью, отчего стало страшно. Он расстегнул на джинсах пуговицу, а затем молнию.

– Хочешь меня?

Оля молчала, а Ваня продолжал. Ткань скользила по коже бедер. Бедер, которые не были предназначены для этого, а кожа так нежна. Нежна, как эта ночь, скрывающая всю боль мира. Ночь есть, а звезд нет. Джинсы скользили, а Ольга молчала, и лишь смотрела на Ваню. Смотрела прямо и сильно, не отрывая взгляда, а значит и души не открепляя от души его.

Толстые полотна упали на дерево, а руки Вани поползли под одежду, прикрывавшую второй размер груди. Слой за слоем – все упало, оголив светло-коричневые соски. Оля молчала. Распластавшись по сторонам, железы манили и сияли даже в темноте. Язык скользил от краев к соскам. Оля молчала, смотря уже на затылок. Нет возбуждения, нет никаких чувств. Только ступор. Она раздвинула ноги, и с них соскользнул хлопок, оголяя самое сокровенное. Ольга почувствовала, как в ней оказались сразу два пальца, но она не испытала ничего, кроме раздражения. Просто что-то воткнулось в мясо. Мало смазки? Мало чувств. Естество скользило по верхней части влагалища, что-то отыскивая. Что может найти пьяный? "Я – женщина, и я знаю, где удовольствие". Ваня, раздевшись, проник в нее, и толчками доставил себя до ее матки. Но Оля по-прежнему молчала.

Что-то капало вниз по ляжкам, и словно застывало где-то посреди. Оля встала, попыталась найти джинсы, чтобы уйти в душ и отмыть от себя всю скверну. Там же у нее были припрятаны все таблетки, которые женщины применяют в данных ситуациях.

Кровь рожденных разливалась по полам коммуналок, а кровь нерожденных – по коже женщин. Белые круги утонули в желудке, и убили через несколько часов тех, кто что-то мог. Кровь в сознании лилась с поверхности полушарий мозга вниз на глаза. Много крови.

***

Оля зашла в комнату и увидела то, что не ожидала увидеть. В свете утренних лучей, неаккуратно разрезавших пространство, она увидела висящее под потолком тело матери. Петля короткая, но основательная – именно та, что нужна. Штанины едва мокрые – моча, которая разливается из-за расслабленных мышц таза, уже подсохла. Что здесь произошло? Мать, не вытерпев головной боли и окружающего ада, покончила с собой. Ноги неподвижно висели в сантиметрах от пола.

Оля села на кровать, разглядывая тело той, что когда-то ее породила. Свои мысли? Свои переживания? Сейчас это все пылало безвозвратно. Словно тело, подвешенное под лампой, светило вместо нее. Светило вместо лампы.