Стрепетов уединился в канцелярии с Пырковым. Ратников приоткрыл дверь. Замполит кротко и смиренно выслушивал наставления большого шефа. Весь его вид свидетельствовал о готовности разбиться в лепешку, если последует соответствующий приказ.
— Товарищ полковник, вас командир корпуса ждет в машине, — передал Ратников просьбу Агеева.
— Сейчас иду… Так ты все понял, Пырков?
— Так точно!
— Ну, давай, работай!
Стрепетов встал со стула, поправил сбившуюся папаху, собираясь следовать к машине, а замполит суетливо выбежал в коридор, всем своим видом показывая, что немедленно начинает претворять в жизнь только что полученные инструкции. Оставшись наедине с начальником политотдела, Ратников вновь, как и ранее после проведения политзанятий вдруг решился — когда еще получиться вот так с глазу на глаз, поговорить с таким человеком как Стрепетов. Ему казалось, что мучавшими его в последнее время вопросами о росте межнациональной напряженности в стране в целом, и в армии в частности можно поделиться только с ним, умудренным, опытным политработником. Молодой комкор в таких делах, наверняка, некомпетентен.
— Товарищ полковник, вы можете уделить мне несколько минут?
Конечно, если бы Агеев не произвел такого мягко-либерального впечатления, как раз в новом «перестроечном» духе, Ратников вряд ли бы решился задерживать Стрепетова, зная, что того ждет комкор. Но Ратников решился, а Стрепетов не отверг его просьбу:
— Давай, что там у тебя?
Начальник политотдела думал, что вопрос Ратникова действительно дело нескольких минут, потому не стал вновь садиться и в упор, прямо (они были одного роста) смотрел в глаза подполковнику.
— Понимаете, дело в том, — Ратников отвел глаза, взгляд полковника ему мешал сосредоточиться.-… Я тут, сделал для себя несколько выводов и считаю необходимым поделиться с вами. По-моему это крайне важно…
— Ты опять про политзанятия? — Стрепетов «красноречиво» взглянул на часы.
— Никак нет, хотя то, что я говорил про политзанятия, имеет прямое отношение к тому, что я хочу сказать сейчас.
— Ну, так не тяни, ближе к делу, — нетерпеливо «подтолкнул» Стрепетов.
Однако Ратников медлил, подбирая слова, чтобы начать поскладнее.
«Что еще там у него за выводы, и чего это он так волнуется? — соображал тем временем Стрепетов, глядя на подполковника. — Может жену свою к Агееву приревновал? Ишь как у того глаза-то загорелись. Тоже мне, интеллигентишка, тихоня, а туда же, увидел сдобную бабенку и поплыл. Конечно, его-то бабу с этой не сравнить, зато чья дочь. Нет родной, так не бывает, чтобы и конфетку съесть и на … сесть».
О Ратникове главный политработник корпуса знал много всего. Благодаря регулярным и подробным докладам Пыркова, Стрепетов был в курсе почти всей деятельности командира дивизиона. Из тех докладов получалось, что Ратнитков превратил дивизион в нечто, напоминавшее его родовое поместье. Знал и что Ратников имеет общие «дела» с директором соседнего совхоза Землянским. За незаконное выделение солдат для совхозных работ в «горячую» пору, директор «подбрасывал» на дивизион и продукты и делал подарки, типа телевизора для солдат. Он даже выделил целое паханное поле, половину которого Ратников разделил между своими офицерами, а на второй сажал опять же солдатскими руками свою личную картошку. Стрепетов вполне мог санкционировать официальное расследование, но не делал этого. Более того, он велел Пыркову весь компромат на Ратникова докладывать только ему лично, и ни ставить в известность более никого, включая полковое командование. Пырков образцово выполнял этот приказ, «стучал» на своего командира через голову полковых политработников, надеясь, что Стрепетов не забудет его преданной службы. Благодаря тем скрупулезным докладам Стрепетов оказался в курсе даже мелочей, типа наличия в квартире Ратниковых запрещенного крана в батарее и про «право сильного» которым пользуется Анна при дележе дефицитных товаров. Потому сегодня полковник с усмешкой следил за «маневрами» подполковника во время посещения офицерских квартир. Стрепетов не сомневался, что видит Ратникова насквозь, хотя…
Более всего Стрепетов удивился, что никто из офицеров и их жен по-настоящему не пожаловались на командира дивизиона. Одним страхом перед ним этого объяснить было нельзя. Что-то имело место еще, невидимое, скрытое. На лицо же был вполне жизнеспособный дивизион. Стрепетов на протяжении уже многих лет имел возможность сравнивать и видел, что этот «помещик» значительно лучше справляется со своими обязанностями, чем большинство прочих командиров отдельных «точек», и главное, он каким-то чудом, или нюхом умел избегать ЧП. Другие дивизионы, коих в корпусе насчитывалось несколько десятков, с регулярной периодичностью выдавали «на гора» эти самые ЧП: всевозможные «неуставняки», то есть избиение «молодых» «старослужащими», самоволки, дезертирство, самострелы… Таких «чистых» подразделений как у Ратникова в корпусе насчитывались единицы. Потому Стрепетов, принимая к сведению агентурные данные Пыркова, ходу им не давал. Федор Петрович, конечно, догадывался, что замполит на него «стучит», по должности положено, и не мог не удивляться, что данный «стук» не имеет никаких последствий, хоть грехов у него хватало. И сейчас зайдя в канцелярию, он прервал очередной донос замполита, а то, что он успел увидеть, было всего лишь спектаклем, наскоро разыгранным для него политработниками.