Ты хоть скажи ему, — продолжала Анна наставлять мужа на воспитание сына, — чтобы в казарму перестал ходить. Он же там с Фольцем борется.
— Да пусть борется, раз силу девать некуда, — возразил Ратников.
— Ты что, совсем спятил, — Анна всплеснула руками. — Он же мальчишка еще. А тот 20-ти летний мужик, да еще борец-разрядник. Был бы он тренер, другое дело. Швырнет мальчишку об пол, калекой сделает. Вон одна уже есть чуть живая, — Анна понизила голос, чтобы не услышала дочь.
— Да пожалуй, — Ратников вспомнил плохонький мат и гирю, пробившую пол. И тут же решил перевести разговор на другую тему. — Ладно, а что за фильм вы там смотрели, даже оторваться не могли? — с некоторой обидой за не очень радостную «встречу» спросил Ратников.
— «Джейн Эйр», две серии, завтра продолжение будет. Неплохой фильм, хотя, конечно не «Сага о Форсайтах»…
В том же примирительном русле беседа «текла» дальше. Анна за ночь и день «перегорела» и потеряла интерес к возобновлению нудного разговора, состоявшего в основном из попреков и жалоб на свою несчастную судьбу, отсутствие «зрения» по молодости: где были ее глаза, что она так промахнулась в выборе жениха. К тому же в семье существовало железное правило: когда у Ратникова по службе назревало что-то важное, срочные дела, начальство с проверкой едет, к полигонным стрельбам готовятся… Анна откладывала все распри и не словом уже не вспоминала о «загубленной молодости». Хандра ее охватывала обычно в затишья, но в экстремальные моменты она помогала мужу, как могла: и на детей прикрикнет, чтобы от отца отстали, и от всех забот по дому оградит, и магазин откроет во внеурочное время, если нужда возникнет. Зато в затишье, когда в голову лезут всякие «неделовые» мысли, создавались предпосылки для зарождения ссор, тихих, вполголоса, чтобы соседи не услышали через звукопроницаемые стены и не злорадствовали. От тех ссор дети затихали и как мыши, притаившись, ждали, надеясь на быстрый конец родительской размолвки. Ратников иногда не выдерживал этого методичного, с обязательным нелицеприятным упоминанием его родни (в первую очередь матери), обличительного прессинга жены и убегал из дома в казарму, срываясь там на подчиненных и дежурной службе.15