Дорога в никуда. Книга вторая

– Никакого особого впечатления он не произвел. Так мальчик какой-то. Удивительно, как он, на вид такой слабохарактерный, так быстро до генерал-лейтенантской должности дошел. «Лапа», наверное, и в самом деле очень сильная у него. Стрпетов вон какой хват, и то, наверное, в тридцать пять, ни на должности генеральской, ни полковником не был.

– У мальчика этого такие толкачи, а Стрепетов безродный, вроде нас, просто повезло чуть больше. Слава Богу, Агеев этот пока еще своей интеллигентности не утратил, слушать не разучился, не горлопан. Но, думаю, со временем это у него пройдет, когда во вкус войдет. Тогда уж таких вот проверок как сегодня, бескровных, не будет, – грустно предположил подполковник.

Супруги вместе мыли посуду, стоя у раковины и как бы невзначай, но нарочно задевая друг друга.

– Тише ты, разыгрался, – взывала к благоразумию мужа Анна, но сама при этом не прекращала попыток затолкать его в угол, за рукомойник.

– Сама первая начала, – уперся на месте Ратников, изредка, осторожно «контратакуя».

– Я же не сильно, а ты вон как, – продолжала наваливаться Анна.

– Ничего себе не сильно, – не уступал Ратнков, в то же время с улыбкой одной рукой страховал жену, чтобы она случайно не оступилась, – ведь твоим бедрышком ГАЗ-66-й толкать можно.

Анна прекратила безуспешную борьбу и переведя дух укоризненно посмотрела на мужа:

– Господи, ну ляпнешь, так ляпнешь, хоть стой, хоть падай. Сколько я тебя учила, книжки читать заставляла, до подполковника вон дослужился, а комплименты как не умел говорить, так и не научился – лапоть деревенский.

– Лапоть говоришь… а я может быть этому комплименту у Лермонтова научился. Помнишь его стихотворение:

            Люблю Дидро, ума ведро,

            Но еще более Дидра,

            Люблю изгиб ее бедра.

– Это не стихотворение, а скорее какая-то импровизация, – возразила Анна.

– Ну, вот и я тоже по-своему сымпровизировал, – засмеялся Ратников.

– Да уж, ты еще тот импровизатор, мужланская грубость и что-то напоминающее нежность в одном флаконе. Только при чем здесь Лермонтов, не вижу связи.

– Ну, куда уж нам, мы же не полковники и не комкоры, – опять с напускной обидой отвечал Ратников.

Анна отложила тряпку, вытерла руки, обняла мужа.

– Да что ты все про него? Ты же знаешь, мне кроме тебя никто не нужен, – она потянулась к нему губами…

– А что говорила… – Ратников стер со своих губ остатки помады, что Анна нанесла себе еще утром, когда готовилась к «встрече» комкора, и в свою очередь с силой притянул к себе жену.

– Мало ли что я говорю… А может мне нравится, что в том флаконе… Ты мне лучше расскажи о чем вы там еще говорили, – Анна красноречиво покосившись в направлении комнат где притихли дети, мягко высвободилась из объятий мужа.

Ратников хоть был и не прочь еще некоторое время ощущать «изгиб ее бедра», тем не менее подчинился и стал удовлетворять любопытство жены:

– Он еще спрашивал, часто ли у нас тут разводятся?

– А ты что?

– Я как есть сказал. А он тут же всех здешних женщин в декабристки произвел. Странный какой-то полковник.

– Не вижу ничего странного. Он из совсем иного мира, и наша жизнь ему просто дикой показалась, – высказала свое мнение Анна.

– Ну, так уж и дикой. Он что в другой Армии служил, или в другой стране жил? – возразил Ратников.

– Не в этом дело. Просто такие люди в другой атмосфере с детства воспитываются, в других квартирах живут, их родители не по дырам, а по столицам и заграницам служат. Детьми они в Артэке отдыхали, регулярно Большой, Ленком, Мариинку и прочие лучшие театры посещают, имеют такой же круг общения. И в санатории в бархатный сезон ездят. Помнишь, что тебе в «Жемчужине» старик-ветеран говорил?.... Потому он наверняка ужаснулся всему, что увидел у нас на «точке». Он, возможно, даже не знает, что большая часть страны живет еще хуже, а в нашей жизни тоже могут быть свои прелести, – вдруг сделала совершенно неожиданный вывод Анна.

18