Дорога в один конец

Отрочество Вадима пришлось на те «брежневские» годы, когда страна, как бы, вдруг спохватившись, выплеснула на экраны фильмы о Великой войне, да и о ветеранах вспомнила. Кроме юбилейных медалек было и более существенное: льготная очередь на приобретение мечты каждого жителя могучего Союза – легковушки «жигули». Дед Иван воспользовался льготой и вскоре Дядя Вася – отец Сережи, двоюродного брата Вадима, стал обладателем «копейки», как называлась тогда первая, еще с итальянского металла, модель «жигулей». А медальки валялись в серванте. Дед Иван никогда их не надевал, да и на митинги победные не ходил. Дед Иван четыре года «провоевал» в плену у немцев.

В семье это не было черным пятном, но в атмосфере всеобщей «победизации», было, как бы, «моветоном». Дед выписывал журнал «Україна і світ», где много в то время писалось о той войне. Читая, он позволял себе комментарии, которые не совпадали с официозом, и у Вадима это вызывало противоречивые чувства. Он был дитя эпохи и не мог даже подумать, что в школе могут врать, что газеты могут врать, что с телевизора могут врать.

Но и дед Иван врать не умел. Он так подробно рассказал, как летом 41-го на митинге в Бродах кто-то из солдатской массы снял пулей распинавшегося в агитации политрука, и как тот, перевалившись через перила балкона, грохнулся чуть ли не на головы. Серая масса отхлынула и равнодушно двинулась, кто куда. Это не придумаешь, да и зачем. Дед не был антисоветчиком. Наоборот, дед Иван был комсомольцем в коллективизацию, но вот про это он молчал, как бы мучаясь какой-то виной. А подросток Вадик все допытывался деда, убил ли тот хоть одного немца? «Нет», – отвечал дед. И, глядя в его глаза, в это невозможно было не поверить.

«Но как они могли застрелить политрука? – досадовал про себя внук солдата-«негероя». – Он с наганом в поднятой руке повел бы их на врага и погиб геройски в бою, а врага разбили бы! А они его, как собаку». И дулся маленький Вадим на деда Ивана за такие рассказы.

«Политрук» попадется Вадиму в первые месяцы армейской службы. Этот с отвисшим пузом, с избитым оспой лицом очкарик с лейтенантскими погонами на плечах, беззастенчиво начнет «вербовать» Вадима, когда тот, переступив через свой принцип «не проси», обратится с просьбой перевести в автовзвод, куда еще вчера Вадим попадал. Попадал! Но сержантам из взвода БТР понравилась его игра на гитаре, и они выдернули Вадима из строя. Очки «политрука» взбликивали, скрывая сверлящие глаза, а Вадим не слышал его. Стоял молча и в душе проклинал себя за то, что порушил свое «не проси».

В их подростковой компании не было явного лидера. Когда Коля, старший года на два, решил было «взять бразды правления», компания распалась ненадолго и восстановилась уже на других принципах, даже отторгнув двоих «повзрослевших» до курения собранных окурков. Эта вполне здоровая атмосфера не могла породить ни комплексов неполноценности, ни тяги к лидерству в коллективе, где неудачники в опале, и Вадим – отличник до 8-го класса, спокойно уживался с поголовно троечниками в их дружном коллективе. В спорте он мог лидировать, но не страдал непомерным честолюбием, и рвал жилы на соревнованиях только тогда, когда хотел. Это привело к первому серьезному конфликту.

Надо было ехать на районные соревнования по бегу и прыжкам. У Вадима это получалось неплохо. Но его компания собиралась на выходные в поход, и он решил отказаться от соревнований. И отказался наотрез именно тогда, когда физрук стал давить и угрожать, что влупит «двойку» за четверть. Он и влупил. Правда, «тройку», но и это выглядело нелепо. Классный руководитель закатила физруку скандал, и тот вернул «пятерку» на место. Вот в такой, не очень, вообще-то, неблагоприятной атмосфере, формировался еще один принцип Вадима: «не бойся».

Индивидуалист, не претендующий на лидерство, – в этой ипостаси ему было довольно комфортно. Вадим не ставил высоко планку в достижении целей, интуитивно ощущая, где эту планку не взять. Выглядеть смешным или неудачником – эту низшую планку он ощущал четко, а в движении вверх руководствовался желаниями, еще не ощущая страха от такого понятия, как зависимость. Индивидуализм не поощрялся в том «заколлективизированном» обществе. Если ты лидер, тогда давай в клан комсомольцев и коммунистов, а иначе ты – фронда, а там недалеко и до диссидентства какого-нибудь. Такое было время.

Конечно, юный Вадим этих премудростей тогда не понимал, но научился приспосабливаться, чтобы не унизить свое «Я» и не попасть в зависимость от номенклатурной несвободы комсомольского актива. Романтик по натуре, он был готов на осознанную зависимость. От любимой девушки, например, или от любимой профессии. Во всем остальном: «Я согласен бегать в табуне, но не под седлом и без узды».