— Ваша фирма, как бы там она ни называлась, разработает новые правовые нормы, объединяемые девизом «Назад к каменному веку!».
— Возможно, тогда в законах стало бы разбираться куда легче, — откликнулся Сэм, кивая головой. — На скалах же не высечь бесконечного множества поправок и дополнений.
— Да будете ли вы хоть когда-нибудь серьезным, идиот!
— Я не идиот, Ред. Однажды некий драматург сказал, что бывают времена, когда не остается ничего иного, кроме как закричать. Я же вместо этого ограничусь ироническим хихиканьем.
— Вы ссылаетесь на Ануя, но ему ведь принадлежит еще и эта фраза: «Носитель жизни, даруй свет!» В данном случае слово «жизнь» равноценно для меня слову «закон». Там, у вас в доме, я поверила было, что вы чтите его. Поймите же, Сэм, мы обязаны даровать свет!
— Так вы тоже знакомы с Ануем? А я-то полагал, что, кроме меня, никто его больше не знает...
— Он никогда не занимался адвокатской практикой в Париже, — перебила. Сэма Дженнифер, — и однако же уважительно относился к закону и особенно к языку, каким излагаются законодательные акты: об этом красноречиво свидетельствуют особенности его поэтического слога.
— Вы просто сразили меня своей эрудицией, индейская леди!
— Надеюсь на это. Мы с вами, адвокат, столкнулись со сложной проблемой в связи с принятым к слушанию делом.
— Не упоминая сейчас о достигшем крайней степени безрассудстве Мака, хотя, вы правы, оно представляет огромную опасность, замечу только, что я думаю все же, что мы найдем выход из создавшегося положения, сохранив при этом если и не рассудок, то, по крайней мере, свою жизнь.
— Я рада, что вы верите в это, — заметила Редуинг. — Обо мне же такого не скажешь.
— Было бы неправильно говорить, будто я верю во что-то, Ред. Пожалуй, лучше отнести меня к фаталистам. По-моему, судьба окажется на нашей стороне: хотя бы по тому, что с нами — Арон Пинкус и Маккензи — два самых находчивых человека, каких я когда-либо встречал. И если уж мне придется принять участие в судебном заседании, то все увидят, что я тоже кое-чего стою.
— Но я в таком случае буду не на вашей стороне... Итак, что же вы все-таки хотели бы сказать?
— Только то, что касается лично вас, леди... За какие-то несколько часов с той безумной первой нашей встречи мы проделали довольно длинный путь — от лифта в отеле до кабинета Пинкуса.
— Мне кажется, вы из скромности приписали нам обоим то, что проделано лишь вами одним, — вставила быстро Редуинг. Голос ее был спокоен, глаза же светились.
— Да-да, конечно... И тем не менее я не могу умолчать о том, что кое-что все же случилось...
— Ах, право? И с кем же из нас?
— Со мной, понятно. Я увидел вас, находясь в состоянии, которое ребята, занимающиеся психологией, назвали бы, возможно, стрессом, и пришел в восторг. В таких ситуациях многое узнаешь о встреченном тобою человеке... В частности, открываешь для себя удивительные, прекрасные стороны его натуры.
— Это немного отдает сахарином, мистер Дивероу, — отреагировала Дженнифер. — И, кроме того, у меня нет ни малейших сомнений в том, что сейчас не время для подобных разговоров.
— Как раз самое что ни на есть время, неужели вам не ясно это? Если я не выскажу всего сию минуту, когда чувства мои так свежи и сильны, то не уверен, что сделаю это позже! То, что так волнует меня в данный момент, может потом ускользнуть куда-то, хотя я и не хотел бы, чтобы произошло такое.
— О каких волнениях идет речь? Уж не вернулись ли к вам воспоминания о... Как это выразилась там ваша матушка?.. Ах да, о «любви всей вашей жизни», о некой благостной и благочестивой монашке, сбежавшей с Папой Римским? Еще одно безумие в этом безумном мире!
— Об этом я тоже хотел сказать, — упорствовал Сэм в своем решении выговориться до конца. — Поскольку я чувствую, что память о том как бы стирается. Еще вчера вечером я готов был убить Мака за одно лишь упоминание ее имени, теперь же все это не имеет для меня никакого значения — во всяком случае, я думаю так. Глядя на вас, я уже не могу представить себе ее лица, что свидетельствует об очень многом.
— Уж не собираетесь ли вы утверждать, что эта особа действительно существует?
— Да, собираюсь.
— Адвокат, до конца фильма ужасов еще, судя по всему, далеко, у меня же кончился попкорн, часть которого я просыпала нечаянно на пол, заляпанный жевательной резинкой.
— Добро пожаловать в мир Маккензи Хаукинза, адвокат! И не вставайте с места: если даже вы и не поскользнетесь на жирном попкорне, то туфли наверняка уж прилипнут к жевательной резинке... Почему, полагаете вы, ваш брат дал деру? Почему, полагаете вы, искал я защиты у могущественного Арона Пинкуса, чтобы не оказаться вновь втянутым в дела свихнувшегося Хаука?