Дорога в прошедшем времени

М.С. Горбачев напоролся на то, о чем сам много говорил, цитируя Ленина. Нельзя, не решив главного, браться за частности… Главного он не решил. Куда идти. Правда, он цитировал и Наполеона. Главное – ввязаться в бой, а там будет видно. В итоге – заболтали перестройку. Произошло то, от чего Михаил Сергеевич часто предостерегал. Он «угадал» на сто процентов. Говорил «заболтают», и заболтали. И думаю, никого, кроме себя самого, винить в этом Михаил Сергеевич не может. Если позволено будет так выразиться, «стиль перестройки» – это его стиль. Бесконечные советы, разговоры, а в итоге спуск на тормозах. Особенно любил советоваться с Н.И. Рыжковым. Всего боялись. Бунт мерещился. Ярким примером может служить пресловутая программа «500 дней». Как бы над ней юмористы ни изгалялись, все-таки это была программа. Алгоритм освобождения от диктата плана и зарождения частной инициативы. Два дня «советовались». В итоге – «соломоново» решение. Поручить А.Г. Аганбегяну в недельный срок примирить непримиримое. Соединить рынок без собственника с планом без дисциплины. Очень много было разговоров и недостаточно дела. Мне неприятно писать об этом, потому что всегда я поддерживал М.С. Горбачева, был человеком его команды. Но когда анализируешь прошлое, честным надо быть не меньше, чем когда живешь в настоящем. Я не осуждаю Горбачева, а уж тем более – не сужу. Просто и он, и мы сами взялись за то, что сделать не сумели. Конечно, это не оправдание, но мне представляется, что не было в истории более трудного дела: после семидесяти лет того, что мы несправедливо называли социализмом, вернуться без катаклизмов на путь естественного цивилизованного, свободного развития. Сверхтрудная задача. Сейчас, после стольких лет бесчинствования «демократов» и «криминала», даже стали говорить, что эта задача в принципе была нерешаема. Нет, была решаема! Но для тех, кому пришлось ее решать, задачка оказалась не под силу.

Однако в первые перестроечные годы «партийный механизм» действовал достаточно эффективно. Во всех аудиториях, при любом «плюрализме» я как первый секретарь обкома получал поддержку и одобрение. По любой острой теме, даже если это были непопулярная борьба с пьянством или ненавистные для рабочего вздувающие цены «кооператоры». Самая консервативная, убежденно догматическая коммунистическая аудитория – это ветераны войны и труда. И я всегда находил время их собирать, посоветоваться, рассказывать о планах, о пленумах, о делах…

Хорошо помню, как собрал я моих любимых стариков в их клубе рассказать о январском (1987 г.) пленуме ЦК КПСС. На нем речь шла о перестройке и кадровой политике партии. Тогда, наверное, впервые в официальной аудитории М.С. Горбачев был особенно откровенен и резок в критике сталинизма, застойных времен и нынешних партийных кадров. Говорил о «механизме торможения перестройки», который надо сломать. Горбачев был очень недоволен работой кадров, подозревал чуть ли не саботаж решений съезда и апрельского (1985 г.) пленума ЦК.

И что же ветераны? Более благожелательно настроенной аудитории, разделяющей мнение Горбачева, я не видел. Они были и за Ленина, и за Сталина (про себя), но они же были и за Горбачева, и, пожалуй, они даже были большими перестройщиками, чем он сам. Эта политически активная, но консервативная часть партии была готова поддержать любое решение ЦК, если оно направлено на улучшение положения в стране. Их заботило не отступление от старых догм, а реальное, пусть небольшое, улучшение жизни в городе. Есть прогресс в обеспечении продовольствием, жильем – поддержат любой «ревизионизм». Не называйте его только ревизионизмом, пощадите большевистское прошлое хороших людей. А вот когда по причинам, о которых скажу позже, положение стало ухудшаться, тогда поддержки даже такого любимого Горбачевым лозунга, как «больше социализма», – не получишь. Скажут прямо, что мы демагоги и болтуны. Заболтали мы в конце концов перестройку, упустили время, отдали инициативу черт знает кому, – еще большим демагогам, только от «демократии» и антикоммунизма.

К огромному моему сожалению, неожиданно умер Н.С. Ермаков, первый секретарь Кемеровского обкома. Сказать, что я его уважал, ничего не сказать. Это был уникальный, ни на кого не похожий человек. Аккуратнейший и пунктуальнейший, с великолепно развитым разносторонним вкусом, исключительно волевой и целеустремленный, рационалист до мозга костей. Человек, которому органически отвратительны лицемерие, пустословие, ханжество. Мы сдружились с ним в годы, когда он был первым секретарем центра металлургии города Новокузнецка, позже не расставались в Кемерове и Москве. Многое можно было бы вспомнить о его яркой жизни, о наших делах и встречах…