Дорога в прошедшем времени

Именно с таких позиций я подходил к вопросу о департизации КГБ. Приказ по этому вопросу за день до моего прихода уже был подписан Л.В. Шебаршиным. Парткомы в комитете свою деятельность прекратили без каких-либо протестов или голодных забастовок. КПСС была слишком дискредитирована, чтобы в ее защиту выступили даже сотрудники КГБ, поголовно состоявшие в партии. Впрочем, не обошлось без маленьких эксцессов. Помню, пришел ко мне на прием сотрудник комитета, явно взволнованный. «Имейте в виду, – говорит, с трудом сдерживая эмоции, – был и умру коммунистом! Можете выгонять, но от своих убеждений не откажусь!» – «Да с чего вы взяли, что я собираюсь выгонять коммунистов? – отвечаю. – Этак всех надо будет уволить. Важны ваши профессиональные качества, верность конституционной власти, а то, во что вы верите, меня не интересует».

Полагаю, что коммунистам КГБ, многие поколения которых безуспешно силой пытались насадить только одну марксистско-ленинскую идеологию, лучше, чем кому-либо, известно, что нельзя насильно заставить людей во что-то поверить или в чем-то разувериться. Нельзя кому-то запретить верить в «светлое будущее всего человечества», тем более что сама идея (не ее воплощение в нашей стране) не так уж и плоха, хотя и утопична. Хочешь верить – верь, но только в нерабочее время.

Департизация стала первым звеном в реформировании КГБ, который должен был стать организацией, служащей не какой-то одной идеологии или партии, а государству, народу, закону.

Конечно, это сейчас, оглядываясь назад, легко анализировать свою работу. Но тогда первые дни с их невероятным темпом, бестолковщиной, восторгом и злостью, десятками встреч, звонков, информационным валом в системное русло ввести не удавалось. Это был калейдоскоп, мгновенное реагирование, и если я наделал не слишком много ошибок, значит – повезло.

25 августа. Воскресенье. 8 часов утра. Встреча с председателем Верховного Совета Латвии Анатолием Горбуновым по его просьбе. Решением парламента КГБ Латвии ликвидирован, здания опечатаны, создана комиссия. Договариваемся не спешить. Совместно спокойно разобраться и с архивами, и с собственностью, а главное, не допускать произвола и несправедливости в отношении бывших сотрудников…

Звонок от Гавриила Попова. Есть сведения о возможных терактах. Такое указание об усилении охраны как лидеров демократического движения, так и бывшего руководства КПСС уже дано…

Генерал докладывает о разложении в Министерстве обороны. Генштаб деморализован. Дисциплина упала. Пьянство. Особенно тяжелое настроение среди политработников. Люди замкнулись. Боятся расправы.

Готовится указание усилить внимание прежде всего частям стратегического назначения, а также по всему комплексу – от производства до хранения атомного оружия…

Звонок. Депутат слышал от кого-то, что в КГБ идет уничтожение архивов. Объясняю, что указания, запрещающие на время любое движение архивов, уже даны. Всего же, что касается путча, в архивах не было, нет и, по-видимому, никогда не будет.

О кадрах лучше и не говорить. Обличение за обличением. Кто строит дачу, используя солдат. Кто участвовал в путче. Кто совершил самый большой «грех» – снял у себя в кабинете портрет Горбачева. Кто творит расправу над демократически настроенными сотрудниками. Много информации и о других ведомствах. Как вело себя руководство Верховного Совета СССР, правительства, тот или иной министр. Отмахиваться от любой информации не в моих правилах, принимать все сразу на веру от порой незнакомых людей – тоже. Кому поручить проверить? Поскольку официальных заявлений о предполагаемых «преступлениях», как правило, не было, большинство этой информации осталось без последствий.

Обеспокоенный, пришел Григорий Явлинский. В это смутное время могут быть уничтожены или сфальсифицированы документы, связанные с бюджетом, валютными и финансовыми операциями, внешним долгом, золотым запасом. Немедленное персональное поручение начальнику 6-го управления Савенкову получить необходимую информацию, составить оперативный план контроля…

В первые дни часто звонил Ельцин: «Считаю, что следовало бы передать дивизию в Теплом Стане Министерству обороны…» – «Это уже делается».

Снова звонок. Вносит предложение по первому заму, которое принимается… (но потом эта кандидатура не прошла). Разговор о необходимости сделать Московское управление КГБ двойного подчинения и… тому подобное.

Длинной и тяжелый была беседа с Витаутасом Ландсбергисом, который требовал немедленно передать все архивы на агентуру. Я возражал. Оба остались при своем мнении.

Егор Яковлев по-дружески просит отозвать всех офицеров действующего резерва из Гостелерадио. Я согласен. Но когда это произойдет, не следует впадать в иллюзию, что позиций у КГБ там уже нет.

26 августа. 8 часов утра. День начинается с беседы с сотрудником комитета Гамзой. Он предлагает свою, на мой взгляд, толковую концепцию реформирования служб безопасности. Это уже пятый имеющийся у меня вариант. Завожу специальную папку для предложений о реформах… Их было немало, в том числе и взаимоисключающих…