Дорога в Рим

Тарквиний не ответил. Обрывая перья с куриного тела, чтобы обнажить чрево, он набирал их в горсть и, разжимая руку, смотрел, полетят они вниз или в сторону. По большей части они беспорядочно опускались книзу, собираясь кучкой под ногами; некоторые относило вбок — за этими Тарквиний остро следил, как сокол за мышью. Перевернувшись в воздухе, несколько черных перьев отлетели на шаг-два от статуи. Следом за ними — другие. Коснувшись пола, перья несколько мгновений не двигались, как вдруг, поднятые дуновением, взмыли ввысь и, скользнув с вершины холма, полетели с потоком ветра, кружащего над Римом. Через миг, унесенные к востоку, они скрылись с глаз.

Пытаясь унять бешено бьющееся сердце, Ромул не раскрывал рта.

Гаруспик еще больше посерьезнел. Уложив курицу на пол между стопами Юпитера, он тонким надрезом вскрыл чрево, стараясь не задеть внутренности, и отложил нож. Лентой вытащил наружу кишки — их вид явно его порадовал, затем, легко шевеля губами, раздвинул грудину и вынул маленькую темно-красную печень. Закругленные линии и ровный цвет недвусмысленно указывали — даже Ромулу, — что курицу не касались ни болезни, ни паразиты.

Держа печень в левой руке, Тарквиний обратил взгляд к небу, изучая форму облаков и направление ветра.

— Великий Тиния, — наконец вымолвил он, — прими ныне эту жертву. Ниспошли двум смиренным почитателям мудрость, дабы открылись назначенные пути.

— Трем, — встрял Маттий. — Я ведь тоже его почитаю!

Боясь, что такое вмешательство нарушит ход ворожбы, Ромул сдвинул брови, однако Тарквиний ничуть не смутился.

— Мои извинения, — склонил он голову к Маттию и, подняв взгляд на статую, добавил: — Не оставь милостью и нашего друга, великий Тиния.

Маттий, облегченно вздохнув, вновь уселся на корточки.

Ромул восхитился отвагой мальчишки: не каждый взрослый осмелится вставить слово и прервать гадание!

Поворачивая куриную печень во все стороны, Тарквиний долго не сводил с нее глаз и, явно оставшись неудовлетворенным, перешел к сердцу и даже разрезал его, чтобы посмотреть на кровь внутри. Затем придирчиво оглядел все тело от клюва до гузки и, отложив курицу, тяжело вздохнул.

— Что ты увидел? — нетерпеливо спросил Ромул.

— Не так много.

— Зато кровь текла на восток! — поспешил вставить юноша, едва не запаниковав. — И перья полетели к востоку!

— Добрый знак, — проронил Тарквиний.

— Знак того, что туда и лежит наш путь?

Гаруспик посмотрел юноше прямо в глаза.

— Не знаю. На Маргиану ничего не указывает.

— А на Цезаря? — пробормотал Ромул. — Или на Фабиолу?

Тарквиний бессильно помотал головой.

Ромул, преодолев собственное предубеждение, попробовал отыскать на курице хоть какие-то знаки — тщетно. Едва скрывая досаду, он вновь взглянул на Тарквиния.

— Дурных вестей нет, и на том спасибо.

— А про моего отчима? — беспокойно спросил Маттий.

— Тоже ничего, — принужденно улыбаясь, ответил гаруспик. — И никаких указаний для нас с Ромулом.

Ромул, собравшись с духом, вытолкнул вперед козленка.

— Мы еще не закончили.

Тарквиний без лишних слов убрал с пола мешанину из перьев и крови и велел Маттию унести лишнее. Мальчишка тут же метнулся прочь. Тарквиний взял козленка из рук Ромула, придирчиво оглядел и поставил туда, где только что лежала курица. Козленок, почуяв кровь, заблеял и рванулся было прочь.

— Скорее, пока он не обезумел! — Юноша покрепче схватил козленка и развернул горлом вперед. «Юпитер! — взмолился Ромул. — Услышь нашу просьбу! Нам нужна твоя помощь».

Тарквиний, вытерев лезвие ножа о тунику, наскоро пробормотал молитву и провел железным клинком по горлу козленка.

— Благодарно принимаем твою жизнь, — прошептал он, видя, как густой поток обагряет его пальцы и плещет на пол. На этот раз кровь собралась в лужу, не растекшись.

— Не имеет значения, — уверенно заявил Тарквиний и, перевернув козленка на спину, взрезал ему брюхо.

— Органы чистые, — заметил Ромул, глядя на розоватые внутренности, выскользнувшие из разреза.

Тарквиний молча провел рукой внутри рассеченного тела.

— Ничего, — объявил он и, поймав обеспокоенный взгляд Ромула, добавил: — Не унывать. Главное обычно видно на печени и сердце.

Сглотнув горечь, подступающую к горлу, Ромул велел себе успокоиться.

Тарквиний, орудуя острием ножа, уже отделял от диафрагмы печень — более пурпурного оттенка, чем у курицы, и тоже чистую, без пятен и паразитов. Левой рукой, как и в прошлый раз, гаруспик поднял ее к небу и обратился с молитвой к Тинию. Ромул вслед пробормотал свою просьбу и, замерев, остановил взгляд на Тарквинии.

Миг — и движения гаруспика резко изменились. Застыв на месте, он удивленно выдохнул.

— Так вот почему вас с Фабиолой всегда застигает гроза, — пробормотал он. — Слухи не лгут.

Ромул, сам того не замечая, уже вытянул шею и через плечо Тарквиния глядел на печень.