Дорога в Рим

Фабиола, поморщившись, утянула его в первую же пустую комнату. Одежды торопливо летели на пол, руки жадно шарили по телу, кожа Фабиолы покрылась мурашками — Антоний уже целовал ее шею, ведя пальцами вдоль спины вниз, к ягодицам. На миг его рука замерла — и тут же двинулась вперед, к влажному лону Фабиолы. Девушка раздвинула бедра, палец любовника скользнул внутрь, губы приникли к ее соскам. Фабиола, которую не насыщали одни прикосновения, со стоном оторвалась от Антония и, вскочив на постель, уперлась в нее руками и коленями.

— Ну? — обернулась она к любовнику.

Антоний, рыча, метнулся за ней и с размаху вонзил в нее напряженный член.

— Боги всемогущие, — простонал он, бешено работая бедрами. — Как ты хороша!

Фабиола, отведя назад руку, притянула его ближе — одержимые желанием, они двигались все быстрее, забыв обо всем на свете, кроме охватившего их наслаждения. Фабиола полностью отдалась страсти: служа в Лупанарии, она испытывала удовлетворение лишь изредка, с молодыми и особо внимательными клиентами, секс с Брутом был по-домашнему милым, и только Антоний умел вызвать экстаз, который теперь угрожал захлестнуть ее всю без остатка. Она еще сильнее прижалась к любовнику.

Когда через мгновение в дверь постучали, Фабиола едва различила звук. Антоний уж точно его не слышал: держа ее за бедра, он погружался в нее, забыв о целом мире.

Стук повторился громче, послышался осторожный голос:

— Госпожа!

Фабиола замерла.

— Веттий? — окликнула она, поразившись дерзости привратника.

— Да, госпожа.

Даже отделенная от охранника дверью, девушка почувствовала его смущение и перестала злиться. Если Веттий беспокоит ее в такую минуту — значит, дело важнее некуда.

— Что случилось?

Веттий неловко кашлянул.

— На улице Брут, шагах в ста отсюда, уже подходит.

— Точно? — переспросила потрясенная Фабиола, чувствуя, как разом схлынула вся страсть. Брут почти никогда не заходил в Лупанарий — что ему теперь нужно?

— Точно, госпожа, — подтвердил привратник. — Я могу задержать его в дверях, но недолго.

— Задержи! — велела Фабиола и повернулась к Антонию: — Хватит!

Однако любовника не так просто было остановить: лицо его пылало, он вновь схватил ее за бедра и прижал к себе.

Фабиола вырвалась и повернулась к нему:

— Ты слышал? Брут уже здесь!

Антоний скривил губы.

— Ну и что? Ты принадлежишь мне, не ему. Пусть приходит, я ему покажу, кто есть кто.

— Нет! — крикнула Фабиола, все замыслы которой теперь висели на волоске. — Он этого не потерпит!

— Так уж и не потерпит? — расхохотался Антоний, указывая на свой гладиус.

Девушку охватила паника: Антоний, даже обнаженный, не терял своего обычного высокомерия. Натягивая тунику, она лихорадочно пыталась отыскать доводы.

— А что скажет Цезарь? — наконец нашлась она. — Его заместителю не пристало так себя вести.

Антоний тут же помрачнел, в лице его проступила робость, и Фабиола поняла, что попала в точку.

— Хочешь опозорить Цезаря? Не успел он вернуться из Малой Азии, как ты намерен смешать его имя с грязью?

Она швырнула Антонию тунику и с облегчением вздохнула, когда он накинул ее через голову, затем натянул набедренную повязку и наконец — пояс. Через миг девушка уже выталкивала его из приемного зала.

— Ступай-ступай, — торопила она его. — В следующий раз пришли посыльного.

Антоний притянул ее к себе и поцеловал на прощание.

— Что сказать Бруту, если встречу? — невинно спросил он.

— Скажи, что затеял попойку в городе, услышал о новых девочках и зашел попробовать.

Идея Антонию явно понравилась.

— Я скажу, что они достойны своей цены!

Фабиола улыбнулась.

— Уходи! — попросила она. — Иначе мне незачем будет жить!

— Нам это ни к чему, правда? — подмигнул Антоний и, ущипнув ее за ягодицу, вышел из Лупанария.

Фабиола с облегчением вздохнула и велела себе успокоиться. Улица узкая, Антоний наткнется на Брута, разговора им не миновать. Время есть. Метнувшись в кабинет, Фабиола погляделась в бронзовое зеркальце на столе: лицо пылает, пот ручьем, всегда опрятная прическа сбита — сразу видно, что ласки были бурными. Надо что-то делать. И быстро.

Схватив со стола один из глиняных сосудов, она покрыла щеки свинцовыми белилами и с профессиональным мастерством придала себе болезненный вид. Волосы оставила распущенными, капли пота стерла — но лишь частично: пусть будет похоже на лихорадку.

Вскоре послышался и голос Брута, которого верный Веттий удерживал у двери, как и обещал. Девушка вдруг запаниковала — удастся ли опять провести Брута? Но ведь другого выхода нет…

— Фабиола!

Ее многолетняя выучка взяла верх.

— Брут? — откликнулась она слабым голосом. — Это ты?

— Что ты здесь делаешь? — Он остановился в дверях кабинета. — Боги, да на тебе лица нет! Ты больна?

Фабиола с облегчением кивнула.

— Наверное, заразилась лихорадкой от Доцилозы.

Подступив ближе, Брут тронул ее за подбородок и, вглядевшись в бледное лицо с тщательно прорисованными тенями под глазами, неожиданно выругался.

— Почему ты не легла? — озабоченно спросил он. — Тебе нужен лекарь.

— Мне не так уж худо, — запротестовала Фабиола. — Полежать денек, и я поправлюсь.