Дорога в СССР. Как «западная» революция стала русской

В 1890 году уже и сам Энгельс считал, что дальнейшее развитие капитализма – в интересах господствующих народов. Он пишет в рабочую газету в Вене: «В настоящее время капитал и наемный труд неразрывно связаны друг с другом. Чем сильнее капитал, тем сильнее класс наемных рабочих, тем ближе, следовательно, конец господства капиталистов. Нашим немцам, а к ним я причисляю и венцев, я желаю поэтому поистине бурного развития капиталистического хозяйства и вовсе не желаю, чтобы оно коснело в состоянии застоя» [*32].

Вот и теория революции – нужно всемерно укреплять капитализм, потому что это приближает конец господства капиталистов!

Ну ладно, «господствующим народам» была не нужна революция – так запрещают бороться и другим народам. Евразиец лингвист Н.С. Трубецкой писал в книге «Европа и человечество» (1920): «Социализм, коммунизм, анархизм, все это “светлые идеалы грядущего высшего прогресса”, но только лишь тогда, когда их проповедует современный европеец. Когда же эти “идеалы” оказываются осуществленными в быте дикарей, они сейчас же обозначаются как проявление первобытной дикости» [31].

В рамках представлений о классовой борьбе марксистская методология не давала никаких оснований считать назревающую в России революцию преждевременной и тем более реакционной. В дебатах с социал-демократами Ленин это показал убедительно, и большевики посчитали, что никаких рациональных запретов на революцию нет. Было ясно, что внутренне противоречивое отношение Маркса и Энгельса к русской революции сводилось к следующему:

– они поддерживали революцию, не выходящую за рамки буржуазно-либеральных требований, свергающую царизм и уничтожающую Российскую империю; структура классовой базы такой революции была несущественна;

– они категорически отвергали рабоче-крестьянскую народную революцию, укрепляющую Россию и открывающую простор для ее модернизации на собственных цивилизационных основаниях, без повторения пройденного Западом пути.

Это стало причиной глубокого раскола среди российских марксистов. Руководитель партии эсеров В.М. Чернов в своих воспоминаниях пишет о либералах, социал-демократах и эсерах, собравшихся в коалиционном Временном правительстве: «Над всеми над ними тяготела, часто обеспложивая их работу, одна старая и, на мой взгляд, устаревшая догма. Она гласила, что русская революция обречена быть революцией чисто буржуазной и что всякая попытка выйти за эти естественные и неизбежные рамки будет вредной авантюрой… Соглашались на всё, только бы не переобременить плеч трудовой социалистической демократии противоестественной ответственностью за власть, которой догма велит оставаться чужой, буржуазной» [34].

11. Русофобия «прогрессивной» интеллигенции

Это специфическое условие, которое очень осложняло становление и развитие «русского коммунизма», вождем и учителем и стал Ленин. Ведь первые кадры большевиков все время общались и вели дискуссии с интеллигентами.

Этот сдвиг интеллигенции был усилен влиянием на ее сознание марксизма, который вплоть до 1907 года своим авторитетом сильно укреплял позиции западников, особенно после дискредитации народников. Хотя работы Маркса и Энгельса, исполненные русофобии, в России широкой гласности не предавались, косвенно они разлагающе действовали на национальное сознание интеллигенции.

Как вспоминает меньшевичка Лидия Дан, сестра Мартова, в 90-е годы ХIХ века для студента было «почти неприличным» не стать марксистом. Анализируя воспоминания Л. Дан о самой себе, своих братьях и сестрах, Л. Хеймсон делает вывод об установках этого типа меньшевиков «из санкт-петербургских кругов ассимилированной высокой еврейской культуры». Он выделяет такие позиции: «отношение превосходства к крестьянству» (при одновременном незнании его и деревни вообще), их глубоко городской взгляд на мир… их «книжный» характер («мы мало знали о жизни, у нас уже был сложившийся взгляд, заимствованный из книг») и превышающая все остальное их интеллектуальная элитарность».

Л. Хеймсон подчеркивает особую роль, которую сыграли в формировании мировоззрения меньшевистской молодежи марксистские произведения Г.В. Плеханова: «В этих работах молодежь, пришедшая в социал-демократию, нашла опору для своего бескомпромиссного отождествления с Западом и для своего не менее бескомпромиссного отвержения любых форм российской самобытности» [88][12].

Когда после поражения революции 1905–1907 годов и утраты веры в успех Столыпинской реформы единственная буржуазно-либеральная партия в России (кадеты) стала уповать на буржуазию («русских Круппов» и «крепкое мещанство»), она предприняла большую кампанию по преодолению враждебного отношения интеллигенции к буржуазии. Вели ее бывшие марксисты (авторы книги «Вехи» Струве, Бердяев, Изгоев). При этом им неизбежно пришлось отвергнуть сам идеал равенства. Струве писал, что основанием прогрессивного общества «является всегда человеческая личность, отмеченная более высокой степенью годности».