Дорога в страну четырёх рек

— Олеся, почему ты так долго? Мы на службу опоздаем. Ты будешь причащаться? Мы с папой собирались, батюшка не любит, когда причастники на службу опаздывают, — беспокойной скороговоркой проговорила за дверью мама.

— Мам, идите с папой вперед, я подойду за вами, — крикнула из-за двери Олеся. Больше всего ей сейчас не хотелось видеться с родителями, вести с ними привычные разговоры, идти вместе в церковь. Ей хотелось побыть одной, но и оставаться наедине со своим наваждением она боялась.

Олеся вышла из ванной. Родители были уже почти одеты.

— Олеся, что происходит? — тихо спросила мама. — С тобой что-то не так, ты в пятницу с работы с такими глазами пришла…

— С какими еще глазами?! — оборвала ее Олеся. Внутри у нее закипало раздражение.

— Такими, Олеся, ты меня не обманешь, я сердцем чую. Дочка, может, ты влюбилась? А? — Мама попыталась заглянуть дочери в глаза. — Я так хочу, чтобы ты наконец вышла замуж, внуков бы нам родила. Ну что с тобой происходит, дочка? — Мама явно не находила себе места от беспокойства.

— Мама, отстань! Какие внуки? Не влюблялась я ни в кого! — негодуя на всех сразу и прежде всего на саму себя, крикнула Олеся, натягивая блузку.

— Ну, может, у тебя кто-то появился? Я же вижу, что ты не такая, как всегда. Я так хочу тебе счастья… — Мама уже чуть не плакала.

— Мам, я прошу тебя: не лезь ко мне в душу, дай одно утро спокойно провести! — почти заорала Олеся.

Такого с ней никогда не случалось, голос на родителей дочь не повышала даже на полтона.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не вмешался отец.

— Лариса, пойдем! — строго сказал он матери. — Опаздываем, а ты тут затеяла… Ты же, Леська, прекрати хамить.

Отец развернулся и вышел на лестничную площадку. Мать посеменила за ним, слышно было, как она стала истерично всхлипывать у лифта. Отец еще долго ей что-то выговаривал.

Олеся упала на диван, обхватив голову руками.

— Господи, ну что происходит? — в отчаянии прошептала она.

Глава 17

Следующего дня Жанна дождалась с трудом. Ей зверски хотелось есть, а еще больше курить. Она сварила остатки вермишели и гречки, приправила их кетчупом, который отыскала в одном из дальних уголков кухни, все это съела и поняла, что искать больше нечего. Надо было ждать, пока появится Женич и купит у нее две картины. К сожалению, больше предложить она ему ничего не могла. Да и эти картины были, что называется, из НЗ. Она берегла их на черный день. В последнее время ведь Жанна увлеклась совсем другим — рисовала свои видения, продавать которые совершенно не собиралась.

Зачем и почему она это делает, Жанна и сама не знала. Сейчас она отдаст барыге свой НЗ, деньги вскоре кончатся, и надо будет вновь что-то придумывать. Но она непременно придумает. В конце концов, если будет совсем невмоготу, продаст квартиру и махнет куда глаза глядят. Жанна была из тех людей, которые никогда ничего не планируют, особенно собственную жизнь. Художница не задумывалась, на что она будет жить дальше. Ее правилом было: будет день — будет пища. Кое-как собрав волю в кулак, Жанна заставила себя работать — дописала портрет молодого человека по имени Игнатий.

«Может, я схожу с ума? — думала Жанна, стоя у мольберта, размышляя над происходящим и смотря в карие глаза Игнатия. — Нет, конечно, настоящий художник должен быть немного не от мира сего, но даже у этого должны быть определенные пределы. Может, в сумасшествии есть даже какой-то смысл, удовольствие, наконец. Мы же не знаем, что это за состояние, может, это состояние истинного блаженства или нирваны. Ты сходишь с ума, все окружающие крутят тебе пальцем у виска, а ты счастлив, блаженствуешь и не знаешь никаких страданий мира сего. Можешь довольствоваться хлебными крошками, бегать босиком по снегу, не стесняться наготы. И тебе абсолютно по фигу общество, мнение людей, плоды цивилизации. Нет, наверное, в этом что-то есть. Состояние высшего блаженства есть умалишенность. И наоборот».

Жанна подошла к зеркалу и стала разглядывать в нем свое бледное, осунувшееся лицо.

— Нет, я точно скоро сойду с ума, — уже вслух продолжала она свой монолог. — Надеюсь, я не стану городской сумасшедшей, которая бегает по площадям и улицам и выкрикивает нечленораздельные фразы. А впрочем, в этом наверняка есть какой-то свой особый кайф. — Жанна усмехнулась.

Вскоре девушка уже не находила себе места. Женич может просто не приехать, забыть или еще что. Его обещания выеденного яйца не стоят. А денег нет, и есть больше нечего. Рвануть на вернисаж самой? Но там надо платить за место, а если работы не продадутся, рассчитываться будет нечем, придется отдать картину за так. А это еще хуже.