Дорога в тысячу ли

Мужчины обращались со всеми вопросами к Кёнхи, полностью игнорируя Сонджу, которая уже привыкла к такой ситуации. Кёнхи выглядела современной и уверенной, в юбках-миди и накрахмаленных белых блузках ее можно было принять за школьную учительницу или жену местного торговца средней руки, так что с ней были приветливы везде, куда бы она ни приходила. Ее принимали за японку, пока не слышали акцент, но даже тогда местные жители оставались с ней вежливы. Впервые в жизни Сонджа чувствовала себя неуместной из-за неподходящего наряда. В Осаке она выглядела простушкой и чужестранкой. Ее традиционная одежда была неизбежным знаком отличия, хотя в окрестностях встречалось достаточно пожилых бедных корейцев, которые все еще носили ее. В границах Икайно никто не обращал внимания на ее белый ханбок, но за пределами района остро чувствовались холод и враждебность. Сонджа предпочла бы носить западную или японскую одежду, но не хотела тратить деньги на новые вещи в период беременности. Кёнхи обещала сделать ей новую одежду после рождения ребенка.

Кёнхи вежливо поклонилась мужчинам, и Сонджа отступила в угол магазина.

— Чем можем тебе помочь сегодня, Боку-сан? — спросил Танака-сан.

Даже спустя два месяца такое обращение все еще удивляло Сонджу, японская форма фамилий звучала странно. За время колониального господства корейцы получали два-три имени, но дома она не пользовалась японским именем — цумей, записанным в ее документах, удостоверяющих личность, так как Сонджа не ходила в школу и не имела отношения к официальному бизнесу, где этот вариант имени был бы обязательным. От рождения Сонджа носила отцовское имя Ким, но в Японии, где женщины принимали фамилию мужей, она была Сонджа Пэк, что произносилось как Боку, а японское имя-цумей было Юнко Бандо. Когда корейцы должны были выбрать японскую фамилию, отец Исэка выбрал Бандо, потому что оно звучало как корейское слово бан-до, то есть «возражение, протест», выразив отношение к такому переименованию. Кёнхи уверяла ее, что все эти странные имена скоро станут для нее вполне нормальными и привычными.

— Что ты будешь готовить сегодня, Боку-сан? — спросил молодой владелец лавки.

— Могу ли я, пожалуйста, купить кости для бульона и немного мяса? Я сделаю суп, — сказала Кёнхи на очень правильном, как у диктора радио, японском: она регулярно слушала японские программы, чтобы избавиться от акцента.

— Конечно. — Танака принес три больших говяжьих кости, на которых оставалось немало мяса, из ящика со льдом — он держал их только для корейских клиентов, японцы не использовали кости; затем завернул пригоршню нарезанной мякоти для жаркого. — Это все?

Она кивнула.

— Тридцать шесть сен, пожалуйста.

Кёнхи открыла кошелек для монет. Две иены и шестьдесят сен надо было растянуть еще на восемь дней, пока Ёсоп не принесет зарплату.

— Сумимасен дэсу,[10] а сколько стоят только кости?

— Десять сен.

— Прошу простить мою ошибку. Сегодня я возьму только кости. Мясо в другой раз, обещаю.

— Конечно. — Танака вернул мясо в лоток, не впервые у клиента не хватало денег на задуманное, но, в отличие от других, корейцы не просили дать им продукты в кредит.

— Ты будешь варить суп? — Танака подумал: должно быть, приятно, когда такая изящная жена заботится о еде и бережливо тратит деньги; он был старшим сыном и, хотя готов был жениться, пока жил с матерью. — И как ты делаешь это?

Танака сложил руки на груди и склонился к прилавку, внимательно глядя на прекрасное лицо Кёнхи. У нее даже зубы красивые, подумал он.

— Я сделаю суп солонтан.[11] Сначала очень тщательно мою кости в холодной воде. Затем кладу в воду и довожу до кипения, затем сливаю первую воду, потому что она содержит много крови и нечистоты, которые не должны попасть в бульон. Затем кладу кости в свежую холодную воду, довожу до кипения и затем варю в течение долгого времени на слабом огне, пока бульон не станет белым, как тофу. Тогда я добавлю дайкон, нарезанный лук и соль. Это вкусно и очень хорошо для здоровья.

— Было бы еще вкуснее, если добавить немного мяса, не так ли?

— А еще белый рис и лапшу! Почему бы нет? — Кёнхи засмеялась, ее рука невольно взлетела, чтобы вежливо прикрыть рот.

Оба мужчины охотно рассмеялись в ответ на ее шутку: белый рис был слишком дорог даже для них.

— И вы едите кимчи с этим супом? — спросил Танака, которому нравился столь долгий разговор с Кёнхи — вполне приемлемый и безопасный в присутствии помощника и ее невестки. — Кимчи слишком остро для меня, но я думаю, что хорошо пойдет с жареной курицей или свининой.

— Кимчи вкусно с любой едой. Я принесу вам немного из дома, когда приду в следующий раз.

Танака вновь открыл бумажный пакет с костями и вернул половину мяса, которое прежде пришлось убрать из ее покупок.

— Тут совсем немного, для малыша. — Танака улыбнулся Сондже, которая удивилась, что мясник заметил ее существование. — Мать должна хорошо питаться, чтобы вырастить сильного рабочего для императора.