Дорога в тысячу ли

Лекция Курода-сан походила на обширный психологический портрет героини романа «Дэниел Деронда», эгоистичной Гвендолен Харлет, меняющейся под влиянием страданий и благородства Дэниела. Профессор сделала акцент на женской судьбе, определяемой экономическим положением и перспективами брака. Неудивительно, что профессор сравнила Гвендолен с тщеславной и жадной Розамунд Винчи из «Миддлмарч», подчеркивая, что Гвендолен достигает знаменитого аристотелевского анагноризиса.^[30] Большую часть лекции Курода-сан посвятила именно Гвендолен, но под конец немного сказала о Мирре и Дэниеле, евреях из той же книги, и сделала несколько замечаний по поводу сионизма и роли евреев в викторианских романах.

— Еврейских мужчин часто представляют исключительно умными, а женщин — красивыми и трагичными. Здесь мы сталкиваемся с ситуацией, когда человек, не зная о своем происхождении, не подозревает, что его могут считать изгоем. Он похож на Моисея, младенца из Книги Бытия, который внезапно узнает, что он еврей, а не египтянин… — На этих словах Курода-сан мельком глянула на Ноа, но он не подозревал этого, так как делал заметки.

— Однако когда Дэниел узнает, что он еврей, это открывает перед ним возможность любить добродетельную Мирру, талантливую певицу, какой была и его еврейская мать, и они отправляются вместе на восток, в Израиль. — Курода-сан тихо вздохнула, будто ее искренне тронуло окончание романа Элиот.

— Итак, вы считаете, что людям лучше любить только своих, что подобные евреям должны жить отдельно в своей собственной стране? — спросила Акико, не поднимая руки, она, похоже, не верила в формальности.

— Ну, на мой взгляд, Джордж Элиот утверждает, что есть великое благородство в том, что ты еврей, и в желании быть частью еврейского государства. Элиот признает, что этих людей преследовали несправедливо, что они имеют полное право на свою страну. То, что происходило с ними во время войны, не должно повториться, — Курода-сан говорила тише, чем обычно, как будто боялась, что кто-то может ее подслушать и у нее будут проблемы. — Элиот намного опередила своих современников, поставив вопрос о религиозной дискриминации.

В аудитории было девять студентов, и все кивнули, в том числе Ноа, но Акико все равно выглядела недовольной.

— Япония была союзницей Германии, — сказала Акико.

— Это не имеет отношения к нашей теме, Акико-сан.

— Элиот ошибается, — продолжала Акико, не обращая внимания. — Возможно, евреи имеют право на собственное государство, но я не вижу необходимости в том, чтобы Мирра и Дэниел покидали Англию. Я думаю, что такие аргументы, как благородство или своя страна для преследуемого народа — всего лишь предлог для изгнания всех нежелательных иностранцев.

Ноа не поднимал глаза. Он был слишком расстроен. На протяжении всей книги он восхищался храбростью и добротой Дэниела, но ни разу не задумался о политических взглядах Элиот. Возможно ли, что иностранцы, какими бы достойными они ни были, должны покинуть Англию именно из-за происхождения? Студентов возмутили слова Акико, но сам Ноа испытал восхищение перед ее мужеством думать по-своему и говорить о такой трудной правде.

После занятий он шел домой один, погруженный в мысли о ней, и понял, что хочет быть с ней, даже если это будет нелегко. В следующий вторник Ноа пришел в аудиторию пораньше и сел рядом с ее обычным местом. Профессор попыталась не показать, что огорчена этим отступлением.

16

Осака, апрель 1960 года

За последние четыре года Мосасу поработал мастером во всех шести патин ко-салонах Горо. Тот открывал новые заведения одно за другим, и Мосасу помог ему запускать каждое из них. Мосасу было двадцать лет, и он занимался почти исключительно автоматами, наладкой оборудования, обустройством салонов, в то время как Горо искал выгодные места и придумывал яркие идеи для рекламы его растущей империи. Оба они трудились без устали.

В апреле рано утром Мосасу прибыл в офис управляющего в «Парадису-6», новейший патинко-салон.

— Привет. Машина ждет. Я отвезу тебя к Тотояма-сан за новой одеждой, — распорядился Горо.

— Зачем? У меня достаточно костюмов на этот год и на следующий. Я и так самый модный распорядитель в Осаке, — смеясь, сказал Мосасу.

В отличие от Ноа, Мосасу никогда не заботился о хорошей одежде. Он носил ее только потому, что его босс был требователен к внешнему виду своего персонала. Сегодня Мосасу запланировал слишком много дел, и ему не хотелось тратить время на поездку к Тотояма-сан. Он хотел обзвонить газеты и разместить объявления о найме новых работников. «Парадису-6» нуждался в ночной смене, а поскольку интерьеры «Парадису-7» будут закончены через месяц, пора было подумать о персонале и для этого салона.

— У тебя есть подходящая одежда для мастера, но понадобятся новые костюмы для управляющего «Семерки».

— Что? Я не могу быть управляющим «Семерки»! — поразился Мосасу. — Там ведь будет работать Окада-сан.

— Он ушел.

— Как? Почему? Он с нетерпением ждал этого назначения.

— Кража.

— Не может быть!