Дорога в жизнь

— Ну, разве он похож на Репина? Он парень простой, — возражает Алексей Саввич. — Давайте рубашку сделаем красную, штаны синие…

— Нет! Нет! — вдруг кричит Петька. — Пускай он будет буржуй с цилиндром!

Наскоро выпилили цилиндр и прикрепили к круглой голове. Фрака не получилось, но цилиндр неопровержимо изобличал: это буржуй.

На другой день под вечер Жуков прошел по спальням и, сложив руки рупором, крикнул с крыльца тем, кто был во дворе:

— В клуб! В клуб! Все в клуб!

Мы собрались в большом пустом зале, который до сих пор нас ничем не привлекал,] увидели на возвышении фанерного буржуя.

Алексей Саввич стоял у столика. Под рукой у него был небольшой ящик, и в нем что-то круглое, как будто розовые и желтые яблоки. Скамей на всех пока не хватало, мы стали вдоль стен.

И тогда Алексей Саввич взял в руки желтое «яблоко» — это было подобие мяча, сшитого из тряпок, — и метнул в разинутый рот буржуя.

Мяч влетел в небольшое круглое отверстие, не задев фанеры. Алексей Саввич не дал нам опомниться. Второй, третий — десять мячей без промаха влетели в разинутый рот мишени, а по ту сторону их ловил Жуков.

Ребята восторженно закричали, захлопали. Несколько человек кинулись к столу, но Алексей Саввич остановил их движением руки:

— Сейчас свое искусство покажет член первого отряда Павел Подсолнушкин.

Павел вышел, маленький и щуплый с виду, но с тем же неторопливым достоинстве какое он вносил во все, что бы ни делал: кормил ли Тимофея, занимался ли утром гимнастикой или ел в столовой гречневую кашу.

Жуков высыпал мячи обратно в ящик. Павел стал метать. Он попал семь раз из десяти и солидно, без улыбки отошел от стола. Его сменил Петька. Покраснев и насупясь, он стал лепить мяч за мячом, как говорится — в белый свет. Ребята хохотали.

— Не робей, Петька! Эх ты, стрелок! Мазила! Петька, не поддавайся! — неслось со всех сторон.

После шестого промаха Петька не выдержал. Чуть не плача и на ходу приговаривая: «Когда тренировался, очень хорошо получалось», он кинулся бежать. Его со смехом хватали за рубашку, за руки, но он вырвался и скрылся.

И тут началось: все хотели поскорее испытать свою меткость и ловкость.

— Еще надо выпилить! — кричал Глебов. — Штуки три! А то очередь!

— Вот ты и выпили, — усмехнулся Жуков: слава о Глебове как о первом лентяе и бездельнике давно разнеслась за пределы четвертого отряда.

И Жуков и весь первый отряд были очень довольны, но не подчеркивали этого. Только глаза у них блестели и губы то и дело растягивались в улыбку. Они уступали ребятам из других отрядов свою очередь, старались объяснить, как кидать мяч, чтоб не промахнуться.

Назавтра Алексея Саввича стали осаждать охотники в свободное время выпиливать новые мишени.

— От силы — еще одну, — сказал он решительно. — Это вы потому так накинулись, что у нас пока пусто, игр нету. Давайте лучше еще что-нибудь придумаем.

В этот день мастерская гудела. Кто работал с ребятами, знает: шум бывает разный. Иногда это бестолковый гам, иногда злая неразбериха и крик наперекор уговорам учителя. А бывает ровный рабочий гул — и тут опытный педагог не ошибется, не велит замолчать: он услышит в этом гуле увлечение и сосредоточенность.

Алексей Саввич никого не останавливал и был прав: гомон стоял хороший, увлеченный, веселый. Кто-то вспоминал со смехом, как вчера бил мимо мишени злополучный Петька. Кто-то кряхтел над сырой, упрямой доской и чертыхался сквозь зубы.

— Вот так потренируешься, а потом и в стрельбе пригодится, верно? — говорил Володин.

— Давайте, Алексей Саввич, еще выпилим, а то что это за клуб — одни стены!

— Я ж говорю: надо еще что-нибудь придумать. Давайте соберемся после обеда и все решим.

Но до обеда было далеко, и над верстаками продолжали думать вслух:

— Лето идет. Рюхи надо бы.

— А в клуб — шашки.

— И шахматы!

— Сперва в клуб столы надо. И скамейки. На полу, что ли, в шашки играть?

Разговор — разговором, а работа тем временем идет. Шуршит стружка, скользит по доске рубанок.

В самом углу мастерской стоит у верстака Коробочкин — хмурый, вихрастый, с черной родинкой на щеке. Он никому не мешает, не нарушает дисциплины и работает недурно, но я знаю — он ждет только одного: весны. Что ему шашки и шахматы, что ему рюхи и фанерный ротозей? С первым теплом он непременно уйдет!

Давно ушел бы и Репин, но его что-то держит здесь. Настоящий хозяин во втором отряде, несомненно, он. Если Колышкина и в грош не ставят, то с Репиным другой разговор. Он властвует совсем иначе, нежели Король. Он не держит в своем арсенале громов и молний. Он только бровью поведет, взглянет спокойно и лениво — и этого достаточно. Сейчас Андрей небрежно проводит наждачной бумагой по гладко обструганной дощечке. Взглядом он со мной встречаться не желает.

— Летом… О, к лету здесь такое можно развернуть!.. — мечтательно произносит Алексей Саввич. — Такая площадка… Я все взять в толк не могу, как это она у вас попусту пропадает?

— А чего… Мы при чем… Нам разве говорили?.. — несется с разных концов мастерской.

— А сами вы сообразить не можете? Повесили волейбольную сетку, вот она и мокнет под дождем и снегом, а дальше что?