— Конечно, можно. Хотите послушать о моих глупостях, ну что ж. Так вот, всё началось в отделении, где он работал. Милый, обходительный, молодой. Душка — одним словом. В него влюбились все представительницы женской половины курса. И тут же начали конкурировать друг с другом. Макияж, шмотки, чистейшие халаты, маникюр. Успеваемость резко пошла в гору. А то как! Самый-самый должен выбрать самую-самую. Но после первых попыток покорить сердце Павла пришло общее разочарование. Дальше постели он не шёл. А все хотели в ЗАГС и чтобы долго и счастливо. Я поначалу смеялась. Потешалась над чужими слезами. Они же так, никто — мусор, вот и огребли по заслугам. Но со временем я стала замечать его взгляды на своей персоне. Мне было приятно его внимание, и я позволяла ему на меня смотреть. По крайней мере, мне так казалось. Я даже стояла пару раз у операционного стола по его протекции. Конечно, просто стояла и смотрела на работу других, уже профи, но он меня покорил. И я сдалась. То есть уподобилась тем самым девочкам, что души в нём не чаяли. Дальше — больше, я старалась сама попасться в поле его зрения. Но он перестал меня видеть. Переключился на других. И опять слёзы, сопли, разочарования. Я слушала других и всё равно не верила, что то же самое будет и со мной. Чем меньше внимания он мне уделял, тем больше его мне требовалось. А потом случился день, который перевернул мою жизнь. Всё было плохо, больной погиб на операционном столе. Он оперировал, я стояла рядом. Впервые смерть предстала передо мной во всём своём реальном обличье. Неприглядном вовсе. Реанимационные мероприятия без эффекта, все усилия напрасны. И жуткий холод в душе. Я не помню более мерзкого состояния. Занятия закончились, рабочий день тоже. Я увидела его на улице. Он был пьян. Просто не держался на ногах. Меня, естественно, не узнал, но я и не стремилась. Самое ужасное, что в таком виде он пытался сесть за руль. Конечно, я не позволила. Спросила адрес, загрузила его на пассажирское сидение и привезла к нему домой. Я понимала, что завтра рабочий день, и он должен быть трезв. Я сделала всё возможное. Наутро ему на свою работу, а я — на пары... Мы пришли вместе. И я опять за рулём его машины. Вот так наступило наше время, которое продлилось три месяца. Ровно до того момента, как я поняла, что уже не одна. Тут-то и выяснилось, что ни я, ни мой ребёнок в его планы не входим. Он предложил мне денег на аборт и дальнейшее совместное проживание. Нет, не замуж, а именно проживание. Для меня это был шок, не знаю, мне было плохо. Я любила, но при этом наивно полагала, что и меня любят. Я не заметила его полное нежелание знакомиться с моими родителями. Я не говорила кто они, зачем? Я для него была простой студенткой. Неделю после сообщения о беременности он со мной не разговаривал, затем снова предложил денег на аборт и съехать с его квартиры. Вот и всё.
Часть 19
Телефон вибрировал в кармане с неизменной периодичностью всё время, что Володя делал доклад. Раздражал ужасно. Но он привык прятать свои эмоции на работе. Даже сегодня, на собственной защите, он умудрялся выглядеть совершенно спокойным. Несмотря на общую нервную обстановку и так не к месту вибрирующий телефон. Хорошо, что его никто, кроме самого Володи, не заметил.
Достал смартфон только в перерыве. Ещё выступления оппонентов впереди. Да и много чего ещё. Звонок был от Лены.
Нажал на вызов.
— Лена, я занят, не могу говорить сейчас. Даня здоров?
— Говорить ты не можешь! Совести у тебя нет! Чем ты голову ему задурил?
— Лена, он здоров?
— Да.
— Я перезвоню.
Отключил телефон совсем. Что там у сына и его матери происходит, даже представить себе не мог. Даня собирался приехать. Обещал к середине июня. То есть ещё через два месяца. Долгих два месяца, гораздо более долгих, чем все годы разлуки. Ну, как-то так по ощущениям.
Последнее время скучать было некогда. Такое грандиозное событие в жизни, защита кандидатской диссертации. Определённый этап, ступенька вверх, доказательство самому себе, что он ещё многое может.
И надо же было Лене позвонить именно сегодня. Не понятно, что там у них? Вернее, не у них, а у сына, Дани.
Он так интересно выразился в последний их разговор.
— Папа, мне восемнадцать, я сам могу выбрать свою судьбу.
А Володя ему ответил:
— Как жаль, что твоя жизнь так далека от моей.
— У нас ещё всё впереди, папа, — сказал сын, улыбнулся. Взрослый совсем.
Володя потом уснуть не мог. Думал. Представлял. Что значат их разговоры, когда он так и не знает, чем живёт его сын, что любит, чем увлекается, какой путь выбрал, кем хочет стать в жизни?
Спрашивал, только ответов не получил. Одни отговорки и отмазки. Но что теперь делать, спросит ещё. Хотел деньги выслать на билет, но сын отказался, объяснил, что у него есть — сам заработал. Перерыв подошёл к концу, и мысли вернулись в напряжённую реальность.
***
— Вер, как Маша?