Дорога ветров

К обеду прибыли две улан-баторские машины – «Дзерен» и «Кулан». Обе едва-едва дотянули до лагеря. На спуске с Гурбан-Сайхана у «Дзерена» вырвало кардан, который разбил аккумулятор, бензобак и сам согнулся в дугу. Уже в лагере выяснилась еще более серьезная авария. От удара кардана лопнул картер маховика. К счастью, именно у «Дзерена» на борту был прибит запасной кардан С ним машина ходила уже второй год, и теперь он пригодился У «Кулана» окончательно рассыпался аккумулятор, но Пронин брался восстановить его из трех разбитых старых. Вечером явился «Олгой-Хорхой» с Новожиловым. У полуторки поломалась передняя рессора, серьга задней и рассыпался кузов. В довершение беды полуторка сожгла весь свой запас бензина – двести пятьдесят литров. Бензина для возвращения на базу в аймаке осталось в обрез – восемьсот литров на пять машин. В конце концов здесь, в насквозь знакомых местах, недостача горючего не была опасной. На случай нехватки мы могли заранее встать под перевалом Гурбан-Сайхан и послать полуторку в аймак за бензином.

До поздней ночи мы с Новожиловым сидели в моей будке и, ежась от холода, рассматривали карты. Лагерь спал, слабый ветер катился по руслу, на «Северном Поле» гулко кричал филин: «Шубу! Шубу!» Шуба действительно очень требовалась.

Новожилов осмотрел на Улан-Дэль-уле много обрывов, но осталось неизученным еще несметное количество. Его находки исчерпывались двумя обломками костей таза, по которым ничего нельзя было сказать. В неудачах новых маршрутов истинным утешением являлись успехи в лагере. Одно только «Северное Поле» дало три тонны интереснейших находок. Слой конкреций за моей будкой разработал Дурненков и нашел черепаху, крупные челюсти и части черепов. Я нашел большой череп диноцерата рядом с раскопкой Эглона и был немало изумлен этим обстоятельством. Подобная же история случилась с Новожиловым. Он вторично обследовал большой останец к востоку от лагеря, в свое время осмотренный Рождественским, который абсолютно ничего там не нашел. Новожилов открыл на останце целое костеносное поле, названное «Восточным». Подобные неожиданности как нельзя лучше свидетельствовали о необходимости самого тщательного исследования таких мест, в которых исследователь не рассчитывает побывать вторично.

На гребне останца, возвышавшегося над лагерем, я установил теодолит. Вскоре на топографическую схему точно легли важные для раскопок подробности. Появились останцы «Восточный», «Контактовый», «Хайлясовый» и «Западный». Немного дальше, за «Западным», поднимался останец, возглавлявший гряду меловых пород, уходившую в направлении к Цаган-уле. Этот останец, названный «Столовым Массивом», и другие, следовавшие за ним до Цаган-улы, вероятно, были выступами извилистей береговой линии третичной, превратившейся в озеро, впадины. На севере «Столовый Массив» смыкался с обширной площадью мела, почти не осмотренной нами. Здесь имелись отличные перспективы для будущих раскопок.

Новожилов исследовал западные останцы и нашел в них множество костей динозавров. Нам, палеонтологам, казалось странным, почти невероятным, такое скопление остатков гигантских ящеров в непосредственной близости от местонахождения третичных млекопитающих. Однако если вдуматься поглубже, то не было ничего удивительного: русла третичных потоков, отлагавших «Красную гряду», пересекли более древнее большое русло мелового периода. Так встретились два случая захоронений вымерших животных, по времени разделенные промежутком в двадцать миллионов лет.

В трубу теодолита я долго обшаривал противоположный, северный край Нэмэгэтинской впадины. Засечки на заметные вершины, азимуты и углы возвышения для точной установки раскопок на картах уже были промерены. Оставалось разыскать Перевалочный лагерь и тем самым связать оба места главных работ 1949 года. Стекло зрительной трубы выхватывало из почти не различимой глазом дали отдельные промоины, склоны обрывов, кусты саксаула, темные впадины под обрывами – все затуманенное и перевернутое «вверх ногами». Часы шли, я не раз протирал слезившиеся от напряжения глаза, по нескольку раз уже был просмотрен каждый километр удаленного бэля, а столб в Перевалочном лагере никак не находился. Я позвал Новожилова с его соколиным зрением, но и тот, пробившись с полчаса, объявил, что ничего не видит. Отчаявшись, я почти примирился с перспективой отказаться от точной увязки обоих лагерей. Внезапно я заметил у самого края поля зрения крохотную черточку, отличавшуюся от всего другого резкой определенностью очертаний. Едва дыша и осторожно вращая микрометренный винт, я перегнал черточку в центр поля и тут убедился окончательно, что это был наш столб. Мы переоценили его размеры и потому так долго мучились с поисками. На этом расстоянии высокий рельс даже в трубу теодолита казался не больше короткой щетинки.