Дорога ветров

Около тридцати километров мы проехали по голубой «стране света». Потом холмы стали выше и круче. Темные диориты, острые ребра черных филлитов придали угрюмость склонам сухих русел, куда спустилась теперь дорога. Столбы ушли по крутым гребням налево.

Выбравшись из глубокого сухого русла, мы опять попали в светлую страну. Солнце уже клонилось к закату, голубые оттенки местности сменялись розоватыми, словно другая музыкальная тональность окрасила низкие холмы – тоже ласковая и приветливая, но более мажорная. Столпы подошли к краю области мелкосопочника, справа расстелилась песчанистая равнина, уходившая па юг, где в светлой желтоватой дали слабо различались барханы обнаженных песков. Столбы поворачивали налево, туда, где скопище пологих холмов снова потемнело, очевидно, опять начинались изверженные породы…

Машина резко затормозила, я пошатнулся, инстинктивно сжав винтовку. Эглон уже прицеливался в двух крупных дзеренов, сбегавших на равнину и призрачно мелькавших во впадинах между холмами. Я опоздал и не стал мешать товарищу. В гобийской тишине, при безветрии или слабом ветре, выстрелы хлещут как-то особенно сильно, рассекая и сотрясая воздух. Сквозь заднее окошечко кабины я мельком увидел, как Пронин заткнул пальцами уши, – наш нервный водитель «Дзерена» не любил стрельбы. Если стреляют прямо над кабиной, то выстрелы очень неприятно отдаются внутри ее.

Четыре выстрела, и Эглоп, махнув рукой, опустился на сиденье. Дзерены отбежали далеко, не меньше четырехсот метров уже отделяло их от машины. Звери продолжали нестись во весь опор, почувствовав приволье равнины. Пронин высунулся и укоризненно посмотрел на Эглона.

– Неужели все? Поедем?

Мне стало жаль огорченного шофера, и, облокотившись на кабину, я быстро прицелился. Худшему стрелку, чем Эглон, у меня почти не было надежды снять антилопу на полном ходу, с четырехсот метров. Поэтому я действовал без малейшего волнения.

Антилопа повернулась задом, показав светлое «зеркало», которое я в ту же секунду поймал в прицел, и нажал на спуск. Животное рухнуло, с ходу перевернувшись через голову, раза два брыкнулось и осталось лежать. Вторая, меньшая, антилопа подпрыгнула и ускорила бег. Я опустил винтовку – мяса было совершенно достаточно. Первобытные вопли и приветственное махание руками – то, чем товарищи выражали одобрение удачному выстрелу и радость добыче, право же, были нисколько не менее приятны, чем похвала какой-либо из моих научных работ…

Машина Андреева спустилась на равнину за добычей.

Антилопа оказалась не дзереном, а какой-то новой, неизвестной нам породы: более крупная, с прямой мордой, с большими ушами и очень светлого, кофейного цвета шкурой. Как впоследствии определили, это была обитательница бассейна Хуанхэ, антилопа-ада. Отсюда до долины Хуанхэ было совсем не так далеко – не больше трехсот километров… В Улан-Баторском музее есть хороший экземпляр антилопы-ада, но убитая нами была еще крупнее.

Дни стали короткими – темнело в шесть часов. В десять минут седьмого мы остановились среди мелкосопочника, там, где линия столбов, переломившись углом, повернула к югу.

Ничего не подозревая, мы поставили палатку около свалившегося столба, висевшего одним концом низко над землей, на уцелевшей проволоке. Здесь оказалось много топлива, и повар решил напечь пирожков и котлет на дорогу. Пронин тоже набрал дров и разложил большой костер. При свете костра мы установили, что погибла шестерня стартера. Запасной не имелось, и отныне машину стали заводить ручкой.

Место лагеря оказалось неудачным. По обычной примете путешественников, если случается одна беда, то надо обязательно ждать вторую и третью – якобы всегда происшествий бывает по три – три счастья, три несчастья. Такая примета, как бы нелепа она ни была, нашла в эту ночь полное свое оправдание.

Сразу после того как выгрузили машины, выяснилось, что вся почва кругом покрыта зверскими колючками. Проклятые растения были снабжены, по-видимому, не шипами, а гарпунами. Каждая брошенная на землю вещь, если она не была из металла или из дерева, немедленно пронизывалась колючками, и после этого ее уже опасно было брать в руки. Решительно ни сесть, ни положить ничего было нельзя. На следующий день обнаружился еще один сорт колючек – зернышки ковылька с ершистым наконечником и длинным хвостом. Такое устройство позволяло этим «хвостовикам» не только вонзаться в ватники, но и передвигаться в вате все глубже и глубже, пока острый носик зернышка не выходил на другую сторону, коля и царапая кожу.