Дорога во Францию

Со смертью отца Жан, тогда еще студент Геттингенского университета, должен был вернуться домой и приняться за дела. В нем госпожа Келлер нашла умного, деятельного и трудолюбивого помощника; но этим не ограничивались его способности. Он был очень образован, – говорю со слов сестры, так как сам не мог тогда судить об этом, – любил книги, музыку, обладал приятным голосом, не таким сильным, как мой, но более мягким и симпатичным. Впрочем, каждому свое. Когда я командовал моим людям «Вперед!.. Прибавь шагу! Стой», никто не жаловался на мой слишком сильный голос, особенно при команде: «стой». Но вернемся к господину Жану. Если бы я слушался только одного своего желания, то не переставал бы восхвалять его, но пусть лучше судят о нем по его поступкам. Надо помнить одно: после смерти отца вся тяжесть ведения дел пала на него, причем ему пришлось усиленно работать, так как дела были довольно запутаны. У Жана была одна цель: выяснить положение дела и закончить его. К несчастью, тяжбе, которую он вел с правительством, не предвиделось конца. Важно было постоянно следить за ходом процесса и, чтобы что-нибудь не упустить, приходилось часто ездить в Берлин. Ведь от исхода этого дела зависела будущность семьи Келлер, права которой, в конце концов, были так ясны, что проиграть процесс не представлялось возможным, как бы недоброжелательны ни были судьи.

В день моего приезда, в 12 часов, мы обедали в семейном кругу за общим столом; вот как ко мне здесь относились!

Я сидел рядом с госпожой Келлер, а сестра Ирма занимала свое обычное место около Жана, сидевшего против меня.

Говорили о моем путешествии, о затруднениях, которые могли мне встретиться в пути, о состоянии страны. Я догадывался о беспокойстве госпожи Келлер и ее сына по поводу всяческих военных приготовлений и передвижения прусских и австрийских войск к границе Франции. В случае возникновения войны дела Келлеров рисковали быть надолго подорванными.

Но лучше было за этим первым обедом не касаться таких грустных вещей, так что Жан переменил тему разговора, переведя ее на меня.

– А ваши походы, Наталис? – спросил он меня. – Вам довелось подраться в Америке, вы встретили там француза-героя, маркиза Лафайета, посвятившего состояние и жизнь борьбе за независимость!

– Да, господин Жан!

– Вы видели Вашингтона?

– Как теперь вижу вас, – отвечал я. – Это высокий, видный, прекрасно сложенный человек, – настоящий гигант!

По-видимому, это обстоятельство именно и поразило меня больше всего в американском генерале.

Пришлось рассказать все, что я знал о сражении при Йорктауне, и о том, как граф де Рошамбо славно отщелкал лорда Корнваллиса.

– А со времени возвращения во Францию, – спросил меня Жан, – вы не делали никаких походов?

– Ни одного, – отвечал я. – Королевский Пикардийский полк переходил из гарнизона в гарнизон. Мы были очень заняты.

– Верю, Наталис, и даже настолько заняты, что не имели времени ни разу написать сестре хоть два слова о себе!

При этих словах я не мог не покраснеть. Ирма тоже слегка смутилась, но наконец я, собравшись с духом, отвечал:

– Господин Жан, я не писал сестре только потому, что я в таких случаях оказываюсь без рук.

– Вы не умеете писать, Наталис? – воскликнул Жан.

– К сожалению, нет.

– И читать?

– И читать! Если даже предположить, что во время моего детства родители могли израсходовать кое-что на мое обучение, научиться грамоте мне все-таки было невозможно, так как ни в Граттепанше, ни в окрестностях его нет школы; после смерти отца с матерью я всю жизнь ходил с ружьем на плече и ранцем за спиной, а между двумя переходами учиться некогда. Вот почему старший вахмистр, тридцати одного года от роду, не умеет еще ни писать, ни читать.

– Ну так мы научим вас, Наталис, – сказала госпожа Келлер.

– Вы, сударыня?

– Да, – добавил Жан, – моя мать, я, все мы примемся за дело. У вас двухмесячный отпуск?

– Да.

– И вы думаете его провести здесь?

– Да, если вас это не стеснит.

– Брат Ирмы не может нас стеснить, – отвечала госпожа Келлер.

– Дорогая госпожа Келлер, – промолвила сестра, – когда Наталис вас больше узнает, ему не будут приходить в голову подобные мысли.

– Вы будете здесь как дома, – продолжал господин Жан.

– Дома!.. Позвольте, господин Келлер!.. У меня никогда не было своего дома!

– Ну, в таком случае вы будете, как у вашей сестры, если вам это больше нравится. Повторяю вам, оставайтесь здесь сколько хотите, и в течение двух месяцев вашего отпуска я берусь научить вас читать, а потом научитесь и писать.

Я не знал, как и благодарить его.

– Но, господин Жан, – сказал я, – разве не все ваше время занято?

– Два часа утром и два часа вечером совершенно достаточно. Я буду вам задавать уроки, которые вы должны будете приготовлять.

– Я буду помогать тебе, – заметила Ирма. – Я ведь умею немного читать и писать.

– Еще бы, – прибавил Жан, – она была лучшей ученицей моей матери!

Что ответить на такое искреннее, сердечное предложение?

– Хорошо, я согласен, но только прошу вас наказывать меня, если я буду плохо учиться.

Жан продолжал: