Дорога во тьме. Ч. 1

Дверной звонок и телефон буквально разрывало, ещё немного, и они начнут оплавляться, капая раскалённой пластмассой. Макар попытался расслабиться, закрыв глаза, глубоко вздохнул, надеясь, что наваждение вот прямо сейчас прекратится и мир обретёт хотя бы подобие привычной реальности. Но из этого ничего не вышло: звук становился то совсем низким, словно гул самолёта, то взвивался до ультразвука, от которого начинало ломить зубы. Галлюцинации это или нет, терпеть эту акустическую агрессию далее для Макара становилось невыносимым; пора попытаться это прекратить.

На негнущихся ногах, словно на нём были заржавленные доспехи, он сделал шаг к тумбочке со взбесившимся телефоном. Нужно было сделать ещё один шаг, но аппарат, как будто решив подразнить его, начал от него удаляться и уже трезвонил в конце длиннющего коридора. На Макара начала наваливаться паника, грозя раздавить его всей своей тяжестью. Сжав зубы, упрямо наклонив голову и собрав остатки воли, он изо всех сил рванулся вперёд, вытянув руку и всем сердцем желая заткнуть эту тренькающую дрянь. Тумбочка оказалась гораздо ближе, чем он думал. Со всего размаху врезавшись бедром в острый угол тумбочки, Макар зашипел от боли, но эта же боль добавила ему уверенности в себе, ведь если он чувствует боль, значит, ещё не полностью выпал из реальности. Он обнаружил, что до сих пор сжимает в вытянутой руке оторванные провода, а из другой не выпустил листок с рисунком Кнопки. Боль сделала цветные линии, выведенные родной ручонкой, яркими, точно в них закачали неон. А они, в свой черёд, дали эффект вентилятора, разгоняющего туман в его голове и противную слабость из тела.

Посмотрев на (как ему показалось) уже не так уверенно дребезжащий телефон, он, отбросив провода в угол и не теряя более ни секунды, протянул руку к трубке. Пальцы плотно обхватили пластиковую ручку, и Макар медленно начал её поднимать. Аппарат, издав последний треньк, затих, его дверной собрат также оборвал себя и затаился. Макар стоял с трубкой в руке и наслаждался тишиной, как боец после канонады. Он раздумывал, а не положить ли трубку обратно на рычаг, ведь наверняка ему всё это почудилось и в телефоне он услышит лишь тишину. Но он вновь посмотрел на картинку своей дочери, и ему сделалось невероятно неловко и стыдно за свою слабость. Ухмыльнувшись, он обронил:

– «Тряхнул гривой – будь львом», нечего сопли размазывать.

Втянув в себя воздух сквозь зубы, Макар поднёс трубку к уху. В голове возник странный образ: будто он маленький мальчик, осторожно, на цыпочках, подобравшийся к двери, за которой разговаривают взрослые, и тихо-тихо, так, чтобы его не услышали и не прогнали, приложил ухо к двери и старается не пропустить ни одного слова, хотя сам многое не понимает из того, о чём там говорят, но услышать это кажется ему крайне важно. Очень похоже, только он давно не маленький мальчик, а вместо двери трубка сломанного телефона, и самое главное – кто и откуда те взрослые с их страшными тайнами. Также непонятно, что он надеется услышать.

Тишина… Ни гудков, ни щелчков, никаких других шумов. Макар так сильно прижимал трубку, будто хотел вживить её себе прямо в мозг. Ничего – абсолютная тишина. Когда у Макара начали плавать перед глазами чёрные пятна, он сообразил, что всё это время не дышал, пытаясь расслышать хоть что-нибудь. Он судорожно набрал полную грудь воздуха и выдохнул, чёрные пятна быстро пропали, дыхание выравнивалось. Макар почувствовал лёгкий укол разочарования (не было никакой страшной тайны, он просто постепенно сходит с ума). С другой стороны – огромное облегчение (тайна грозила быть слишком страшной, от которой уже не спрятаться ни под одеялом, ни на дне стакана). Он оторвал трубку от уха (наверняка будет красное) и медленно начал опускать её на рычаг. Трубка замерла на полпути, Макару как будто что-то послышалось (он очень надеялся, что послышалось). Трубка дрожала вместе с правой рукой, в которой была зажата. Макар не понимал, что происходит: то ли рука дрожит от перенапряжения (с такой силой он сжал трубку), то ли телефонная трубка обрела собственную жизненную силу и волю. Заставив себя успокоиться, Макар поднял её на уровень глаз. Звук повторился, изнутри микрофона что-то тихонечко скребло коготками, словно просясь впустить.

– Никого там нет и быть не может, это только моё воображение, моё чертово воображение!

Копошение в микрофоне прекратилось. Понимая, что поступает неразумно, Макар поднёс трубку к уху. Взрослый, пытающийся уцепиться за остатки здравого смысла, говорил ему, что это глупая и, быть может, даже опасная идея, не сулящая ничего хорошего. Но ребёнок, который прятался внутри него, уже слишком близко подобрался к запретной двери, ему требовалось немедленно услышать, что там, за ней, и, возможно, понять.

Голос, возникший в трубке, был больше всего похож на шелест сухих опавших листьев, гонимых осенним ветром:

– От-кр-о-оо-й дв-е-е-е-ри… – пауза, заполненная шумом ветра. И далее: – На-айди Про-о-во-дника-а. Защи-ти-и…