Дорога во тьму. Часть 9. Предназначение(СИ)

Сам он приходил и уходил молча, ничего не сообщая и не посвящая меня в свою деятельность, а у меня не возникало ни малейшего желания спрашивать. Сказать по правде, чем больше я изучала фолианты с мудростью наших предков, тем меньше мне вообще хотелось знать, чем занимается мой брат. Убирая его комнату, я обнаружила целый шкаф всевозможного оружия, принадлежность которого не позволяла сомневаться в том, чем занимается его хозяин. Преобладало, как ни странно, дерево. Острые колья, всех видов и размеров, заточенные болты для арбалета, сам арбалет, на вид совершенно неподъемный, мотки веревки, бечевки, сети и лассо. Бутылки и склянки с какой-то желтоватой жидкостью. Потом из книг я узнала, что это настойка из цветов вербены - травы, отравляющей вампиров, ослабляющей и обездвиживающей их.

Изучив содержимое шкафа, я сделала неутешительный для себя вывод, что мой брат-охотник очень серьезно относится к своим обязанностям, и, по всей видимости, потребует этого же и от меня. И он полностью подтвердил мои догадки, ежедневно экзаменуя меня о том, что я успела изучить. Практически всегда он оставался крайне недовольным мной, хотя я предполагала, что угодить этому человеку вообще невозможно. Он утверждал, что я не стараюсь, прикладываю недостаточно усилий, что не осознаю всю степень ответственности. С каждым днем становился все мрачнее и угрюмее.

И если бы он только ограничился грубыми окриками. В самые отвратительные из дней, после неудачной охоты, например, или пребывая в плохом настроении, Тирон бил меня, говоря при этом, что только так можно сделать из меня хоть что-то менее ничтожное. По-моему, таким образом он просто удовлетворял свои садистские наклонности. Иногда ограничивался просто пощечиной, очень обидной, но не страшной, сцепив зубы и ненавидя его до глубины души, я терпела. А иногда он устраивал мне, как он это называл, "хорошие тренировки", и все проходило куда более мучительно, когда, обливаясь слезами от боли, мне приходилось излечивать свои синяки и ссадины. А брат только пуще злился и лютовал оттого, что я даже не пыталась сопротивляться и защищаться, как он требовал, лишь закрывалась руками.

Вначале для меня это оказалось шоком. В нашем городке, конечно, иногда случались драки между подвыпившими парнями или подростки выясняли отношения, но разве меня можно было рассматривать достойным соперником высокого мускулистого мужчины? Не говоря уже о том, что в доме у нас не приветствовались телесные наказания, и даже хулигана Мартина отец не считал необходимым пороть. Но первоначальное чувство острой обиды, унижения, оскорбленного достоинства со временем приглушились, скорее я стала относиться к этим избиениям как к неизбежному злу, связанному с братом. Вскоре я поняла, что со страхом жду его возвращения домой, не зная, в каком расположении он явится сегодня и к чему мне следует быть готовой.

А в один далеко не прекрасный день мне пришлось совсем туго. Почти под самое утро, Тирон ввалился в дверь, тяжело припадая на правую ногу и зажимая рукой рану на боку. Я в страхе заметалась по комнате, не зная, что предпринять и чем помочь, пока он грубо не схватил меня за руку и не дернул к себе.

- Пришло время показать, чему ты научилась, и не зря ли я трачу на тебя время, - прохрипел он. - Примени свою силу, излечи рану, или я сотру тебя в порошок.

С бешено колотящимся сердцем, я закрыла глаза и, взяв его за руку, попыталась представить, что это не мой безумный братец, угрожающий меня убить, а страждущий, нуждающийся в помощи. Он молчал, не мешал мне, не торопил, за что я была ему благодарна на тот момент. Почувствовав покалывание в руке, я сосредоточилась, и опомнилась только тогда, когда без сил рухнула на пол. Тяжело дыша и обливаясь потом, я лежала, глядя в потолок, чувствуя, как пульс молотом бьется у меня в висках.

Когда слух ко мне вернулся, я услышала, как он хмыкнул. Больше Тирон ничего не сказал, не помог мне подняться, не поблагодарил, просто ушел к себе в комнату и закрыл дверь. Как же мне сейчас хотелось оказаться в любимом лесу! Каменные стены не могли мне помочь, напротив только давили, будто опустошая меня еще больше. С трудом перевернувшись на живот, я наполовину ползком добралась до кровати и сразу же отключилась. Ближе к обеду, совершенно разбитая, с головной болью, я выбралась из комнаты и застала брата вполне живым и здоровым.

Если я ждала хоть каких-то изменений в его отношении ко мне, то, как видно, не зря. С того дня он стал еще более требовательным и еще более жестоким, настойчиво заставляя меня тренироваться до изнеможения.