…В квартиру Гриши, Петр вернулся через подъезд.
Внизу он постоял немного, и сорвал травинку на газоне.
– …Ты, что, на улицу выходил курить?
– Да. Подышать захотелось.
– Дышал бы на балконе.
Времени прошло так мало, что разговор в комнате продолжался почти на том же месте, где его оставил Петр.
– …Каждая сорванная травинка – это, по большому счету, вселенский взрыв, – говорили все, и никто в отдельности.
– Вряд ли, – сказал Петр.
– Просто ты его не замечаешь.
– Если бы я один.
Землятресение на Кавказе затронуло всех – хотя, и оно, не было вселенским взрывом.
А, кто-нибудь из вас заметил вселенский взрыв две минуты назад?
– А, что произошло?
– Вот, – Петр протянул друзьям, сорванную во дворе травинку, – Хотя, рвать траву на газонах, конечно же – плохо.– Петя, я тебя уважаю, но здесь ты не прав.
Дело в том, что мы, художники и поэты, хотя и влияем на души людей, в той или иной степени, но нам никогда не приходилось в реальности спасать жизнь людей.
Если бы ты, когда-нибудь, спас человека от смерти, ты бы по-другому смотрел на гибель живого.
– Наверное, – ответил Петр……О своем собственном самоубийстве, Петр не задумывался, хотя мысль о том, что его жизнь оказалась никому не нужна, не раз вставала перед ним. Вставала предателем…
…Когда Лена рассталась с Петром, и воздух, заполненный небом, для него вдруг стал пустым и ненужным, Петр узнал – где именно болит душа.
Она болела в районе солнечного сплетения.
Болела совсем не аурной, а совершенно реальной болью, и об этом, Петр сказал своей знакомой журналистке Анастасии.
– Исхудал ты весь, Петька. На лице одни глаза да нос.
Петь, брось ты переживать из нас, баб. Относись ко всему философски – ты, ведь, интеллигент.
– Интеллигенции у нас нет.
– Интеллигенции нет, – проговорила Анастасия, глядя на Петра, – А интеллигенты остались.– Остались, – вздохнул Петр, – Чем больше в обществе интеллигентов, тем меньше у общества непонимания то, что оно недополучает.
– Если в желудке болит, то тебе поможет обычный гастал или но-шпа.
– Поможет, – согласился Петр, хотя и не поверил в это.
– А я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Не знаю. Может, мы это… – Петр прервал фразу, подыскивая подходящее слово.
– Знаешь, Петя, ты не суди ее.
Женщина – это ведь, божья тварь… А, мы «это», у тебя или у меня?
– Пойдем в лес.
– Давай. Только возьми какой-нибудь плед.
Петр зашел домой и взял плед и бутылку сухого вина из бара. С тех пор, как он бросил пить – вино в его доме было всегда.
Когда он пил – вино в его доме случалось часто, так, что, в этом смысле, почти ничего не изменилось.
Только теперь в его доме было хорошее вино…