Ближе к вечеру Сергий пришел к выводу, что надо меньше пить. Раб-виночерпий угодливо склонился, готовый подлить, но Лобанов отодвинул чашу — пить вредно. Однако раб не отходил.

— Там спрашивают Сергия Роксолана, — шепнул он.

— Кто? — удивился Лобанов.

— Не знаю, женщина какая-то.

— Где?

— А наверху, в малой трапезной!

Сергий покинул застолье и выбрался в обширный атрий с маленьким бассейном-имплювием. Из атрия в верхние помещения вела деревянная лестница с точеными балясинами перил. Напевая «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…», Сергий поднялся по лестнице, рукой отводя ножны с акинаком, чтоб те не шлепали по бедру.

Малая трапезная была пуста. Или нет?

— Вот мы и встретились! — раздался голос из темного угла. В голосе звучало злое торжество.

Сергий неспешно обернулся, хотя сердце резко участило пульс. Солнце клонилось к закату, но света хватало — пластины гипса, вставленные в рамы окон, ярко светились, заливая трапезную мягким сиянием. Поджидавший его Луций Эльвий вышел из тени, мутный солнечный зайчик отразился от лезвия гладиуса.

— Вот оно, выплыло! — усмехнулся Сергий, вынимая акинак из ножен. — Где ж ты шлялся столько времени? Я уж думал, тебя суслики съели!

— А я несъедобный! — ухмыльнулся Змей.

— А, да, я и забыл. Повезло сусликам! А то б околели, вкусив такого дерьма.

— Хватит болтать! — озлился Луций. — Я пришел убить тебя! Молись!

Сергий скривился от такого пафоса — и почувствовал прилив ярости, давней, но не потухшей.

— Паяц… — выговорил он. — На арене тебе самое место!

— Будешь моим пятидесятым! — прошипел Луций и кинулся в атаку.

Напал он бешено, искусно вертя мечом, нанося по три удара за один толчок сердца. Лобанов не переходил в контратаку, блокируя выпады и пробуя защиту Змея. Гладиатор был самоуверен, он настолько привык к боям в амфитеатрах, что применял тамошние навыки. Вот только реальный бой обходится без эффектных красивостей, ибо в нем нет зрителей, а есть только победитель и побежденный.

Сергий неожиданно упал на колено и нанес укол Луцию в низ живота. Тот отпрянул в последнее мгновение, отделавшись глубокой царапиной. Ощутив теплую струйку крови, Эльвий изменился в лице, но натиск его не ослаб — гладиатор не признавал возможность чужой победы.

Мечи со скрежетом сцепились в верхнем блоке, и Сергий улыбнулся в злое и потное лицо противника:

— Ну, как тебе разминка? Можно уже убивать или еще поживешь маленько? Все б простил тебе, но Тзану…

Луций захрипел и отпрянул, ударив наискосок. Лобанов отбил меч и звезданул ауктората ногой по голени. Гладиатор отшатнулся, обрушивая меч вниз, но правая нога Сергия уже описала дугу и нацелилась Змею в висок. Удар не прошел — Эльвию удалось отвернуть голову, пропустив носок сапога вскользь.

— Твое счастье, что Тзану спасли, — раздельно сказал Сергий, — иначе ты бы умер не быстрой, а очень медленной и позорной смертью — на кресте!

Он бросился в контратаку. Луций пытался пересилить Лобанова, но все его выпады гасились в зачатке — акинак отбивал гладиус еще до удара. У Эльвия закровоточила грудь, потекла струйка по левой руке, стала набухать штанина. Ему бы отступить, но куда там… Открывшись, лишь бы достать ненавистного преторианца, Змей словно подписал пункт первый смертного приговора — акинак вошел ему в левый бок. Эльвий упал на колено, прикрываясь гладием.

— Нет! Нет! — шептал он. — О нет, не-е-ет!

— Ты сделал это с сорока девятью, Луций. Теперь ты знаешь, что они чувствовали!

— Нет… не меня… — Змей хныкал, как ребенок. — Не меня!

Сергий молча отрубил руку с гладием и обратным движением резанул по горлу. Луций зашатался, брызгая кровью и клекоча, и упал, стукнувшись головой о пыльные доски. Мертвой головой.

…Когда в сумерках засияла Венера-Веспер, пир кончился. А свадьба продолжалась. Традиция предписывала проводить невесту в дом жениха.

Процессия собралась изрядная. Шесть вольноотпущенников со свадебными факелами шествовали впереди под звуки флейт. За ними нетвердо шагали гости с носилками, тащившие статуи богини Югатинус, символа супружеского ярма, богов Домидукуса, приводящего новобрачную к дому мужа, и Домитиуса, помогающего ей решиться войти. Четвертой несли изваяние Мантурны — это божество заставляло молодую жену оставаться жить вместе с суженым.

— Талассию! — кричали женщины и хлопали в ладоши.

Невесту вели под руки двое мальчиков, третий пацан гордо шагал впереди Сассы и нес факел из боярышника.

Темнело, но улица Кардо Максимус была полна народу. Люди горланили фесценнины — насмешливые и непристойные песенки, ярко расписывая все прелести невесты и подавая советы жениху, как ему с этими прелестями поступать. Процессия галдела не хуже, швыряя в толпу орехи.

Вот и дошли до дома жениха, разукрашенного гирляндами из зелени и цветов.

— Теперь твоя очередь, — улыбнулся Лобанов Сассе, раскрасневшейся от волнения. — Помнишь?