— Страшно, — согласился сын Мукапиуса. — Но я не потому удалился в Египет, что меня гнал страх. Мне ли бояться смерти? Мне, ходившему по краю рядом с отцом и Децебалом? Нет, я просто опустил руки тогда, ибо не видел просвета и не имел надежды. Даки или погибали, или попадали в рабство, или становились на сторону римлян. И с кем мне было выступать против владычества Рима? Кого звать? — Сирм мрачно покачал головой и продолжил: — Все десять лет я выходил на пристань Саиса и расспрашивал купцов, как тут у вас дела. И десять лет подряд меня успокаивали, говорили, что в Дакии «все спокойно», — одних разбойников-даков умиротворили, а другие — и даки, и геты, и буры, и карпианы, — покинули свои земли, ушли за Пирет, в Пустыню гетов или к берегам Гипаниса. Капля за каплей уходила и моя надежда, когда вдруг я услышал новость. Фракийский купец поведал ее мне. Дескать, появился в Дакии некий Оролес, называет себя наследником Децебала, собирает воинов, дерзает нападать на военные лагеря римлян. И надежда вновь переполнила меня! Ах, думаю, услышал Замолксис мои молитвы, послал Дакии спасителя!
Скорий заерзал, смущенно покряхтывая.
— Вообще-то, «свободными даками», что скрылись за Пиретом, правит Тарб, — осторожно заметил он. — Оролес сын Москона — всего лишь военачальник Тарба, его правая рука. И потом… Оролес дерзок, это правда, но он нападает не только на римлян… От него стонут все — от Бурридавы до Напоки.
— А что же делать? — горячо сказал Сирм. — Как ему быть? Разве можно собрать армию, никого не потревожив? Я для того и прибыл, чтобы помочь Оролесу вернуть любовь даков! Согласись, Скорий, если бы Децебал действовал так же, как Оролес, римляне давно бы овладели Дакией. Ибо кто поддержит царя, грабящего свой народ?
— У Децебала было золото… — решился вставить настоятель.
— О! — восхитился Сирм и выставил палец. — Золото! А тебе известно, Скорий, что не все сокровища Децебала обогатили римлян?
— Ну-у… Я слышал о тайнике на горе Когайнон, но никто не знает, где это… Дорога на Когайнон была ведома одному лишь Мукапиусу…
— И мне! Я лично провел на Когайнон три воза с золотом. Его там, если мерить по весу, потянет на хорошего быка! Со мною были рабы-землекопы, охрана и сам царь. Рабов убили, их трупы схоронили вместе с кладом. Охранникам я скормил отраву. Царь мертв. Один я знаю тайну Когайнона! И я готов открыть ее Оролесу или Тарбу, мне все равно. Лишь бы новый царь поклялся, что употребит золото на пользу дакам! — Внезапно изменив тон, Сирм деловито добавил: — Ты должен помочь мне в этом.
— Я?! — изумился Скорий и побледнел. — Д-ды… Да к-как же… Конечно, парни Оролеса з-заглядывают ко мне тайком, но…
Сирм навалился на стол и вперил в Скория немигающие зрачки.
— Тебе нужно будет встретиться с людьми этого сына Москона, — раздельно проговорил первосвященник, — и предложить сделку: мы ему золото, он нам — борьбу с Римом! Золото Когайнона будет теми дровами, из которых возгорится война! Оролес купит оружие и наймет сарматских конников, он будет платить дакам за продовольствие, и те сами станут помогать ему — прятать раненых бойцов, сообщать важные новости, вредить римлянам по-всякому!
Скорий растерянно водил ладонями по столу.
— Я попробую… — промямлил он и вздохнул обреченно. — В священной роще есть дуб, — добавил жрец бодрее, — а в нем дупло. Время от времени посланец Оролеса оставляет в нем записку — просит разузнать что-то, передать кое-кому пару слов… Ответ я оставляю там же…
— Пиши! — приказал Сирм. — Пиши про золото, только не упоминай мое имя. И чтоб сразу положил в дупло! Время не ждет, осень на дворе. Если зарядят дожди, дороги развезет. Действуй, брат!
Оставив вечером записку в дупле старого дуба, утром Скорий ее не нашел. После заката Сирм погнал жреца проверить «почтовый ящик», и тот обнаружил ответ — неизвестный назначил встречу в таверне «Мешок гвоздей». Делать нечего, Скорий закутался в химатий и отправился на встречу.
Таверну срубили из дерева на окраине канаба, выстроив в два этажа, подняв над входом навес на столбах. Ветер задувал, кроя лужи рябью, проникая под плащ и вызывая сочувствие к одиноким странникам в ночи. Все окна таверны были прикрыты ставнями, в щели сочился желтый свет, говоря о тепле и уюте.
Озябший Скорий бегом одолел ступеньки и отворил тяжелую дверь. За порогом он увидел длинный зал с низким потолком, подпертым резными столбами. Пол был посыпан резаной соломой, за длинными столами сидели местные выпивохи, держась подальше от парочки загулявших легионеров, громко гогочущих, пьющих вино и догрызающих жареного гуся. И куда в них только помещается.
Повертев головой, Скорий приметил хозяина таверны, курчавого горбоносого эллина с хищным взглядом и серьгой в ухе.
— Уважаемый, — обратился к нему жрец, — мне нужен Бицилис…
— Ага! — буркнул кабатчик. — А сам-то ты кто будешь?
— Скорий меня зовут.
Хозяин покосился на римлян, наклонился к уху жреца и сказал:
— По лестнице поднимешься на второй этаж. По коридору налево, последняя дверь.