Дорога войны

Большой Цирк не зря так назывался — пока Змей добежал до середины, он успел запыхаться. Когда-то давно Циркус Максимус был таким, что его и цирком-то назвать было нельзя. Просто здесь, в долине Мурсии, зажатой Палатинским и Авентинским холмами, издревле зеленел луг, удобный для скачек, парадов, процессий, а заросли миртовых деревьев на склонах прикрывали зрителей от солнца. Это сюда Ромул заманил сабинов, и, пока те глазели на конные соревнования, римляне похитили их незамужних дочерей.

По центру долины протекала речушка, мешавшая скачкам, и поток упрятали под каменное арочное покрытие. Поставили сверху статуи богинь Полленции и Сегесты, бога Конса, прочих божеств второго плана и назвали все это сооружение «спиной». Вот вокруг «спины» и носились колесницы, наматывая семь кругов, а по сторонам, вздымаясь тремя ярусами, тянулись мраморные скамьи для двухсот тысяч зрителей.

— Красиво он его уделал! — раздался сверху веселый голос. — А что за поза! Стоит, как статуя!

Луций поднял голову, ухватывая взглядом четырех молодцев в красных туниках, облокотившихся о валики парапета. Говорил чернявый парень приятной наружности, роста среднего, зато ехидства — величайшего. Его сосед, добродушный великан с узковатым разрезом глаз, прогудел:

— Как статуй!

— И почему я не скульптор? — закручинился чернявый. — Изваял бы с него «Терминатора»…

— Да у тебя и так язык как зубило. — проворчал великан.

— Нет, Гефестай, — осклабился чернявый, — ты неправ!

Змей сбился с шага, остановился, чтобы послать эту почтенную публику куда подальше, но сдержался. «Молчи, язык! Хлеба дам».

Третий из компании, сухощавый эллин с варварской прической — его длинные, иссиня-черные волосы были стянуты в «хвост» на затылке, — обернулся к четвертому, высокому блондину с лицом холодным и твердым, помеченным шрамами.

— Эдуард в своем репертуаре, — заметил длинноволосый со скользящей улыбкой. — А по-моему, Зухос бился адекватней.

— Зухос был воин, — коротко сказал блондин. Бросив равнодушный взгляд на Луция, он отвернулся.

— Понял, Церетели? — проговорил Гефестай наставительно. — Воином! А ты где сидишь? В ци-ирке! Уразумел ли, о Эдикус?

— Ты меня убедил, — кротко ответил Эдикус. — С цирковых не ваяем! Из любви к искусству.

Озлясь, Луций Эльвий сплюнул на белый нильский песок и побежал дальше. Добравшись до оппидума — элитарных северных трибун, украшенных башнями с зубцами, он остановился. Всё, круг почета совершен, пропадите вы пропадом с вашей славой!

Под оппидумом в ряд шли двенадцать проездов-карсересов для колесниц. Между стартовыми воротами торчали «герма» — пирамидальные столбики со скульптурными головами бога Гермеса наверху и с эрегированным фаллосом. Герма были как пожелание удачи. Луций отворил калитку в крайних воротах и прошел внутрь, окунаясь в полутьму, смутно освещенную факелами. Карсерес был пуст, время для скачек еще не пришло.

— Луций Эльвий! — раздался громкий голос. Гладиатор обернулся и разглядел в потемках тщедушного человечка в поношенной тунике.

— Чего тебе? — буркнул Змей.

— Я послан сенатором Элием Антонием Этерналисом, — проговорил человечек, задыхаясь от бега, — превосходительный просил тебя явиться к нему завтра с утра!

— Скажешь, что буду. Непременно. Человечек поклонился и убежал.

Луций отер пот с тела и натянул чистую тунику. Он был свободным человеком, и в бои гладиаторов ввязывался по собственному желанию, как вольнонаемный аукторат. Все было в его недолгой жизни — и победы, и помилования. Дважды ему вручали тонкий деревянный меч-рудис, освобождая от боев, и он оба раза возвращался на арену. Игры здорово подогревали его холодную кровь. Да и деньжат можно было подзаработать.

Гладиатор задумался, соображая, и ухмыльнулся: сегодня у него был сороковой бой! Сороковая победа. Сороковой труп.

Он поднялся по лесенке и устроился у светового окошка. Отсюда была хорошо видна вся арена.

— А сейчас, — донесся голос распорядителя, — а сейчас храбрые охотники из племени гетули покажут нам, как убивают слонов!

По трибунам прокатился сдержанный гул. Далекие Триумфальные ворота на южном конце цирка разомкнулись, и на арену вышло целое стадо слонов. Толпа зашумела. Тогда серые гиганты задрали хоботы кверху и затрубили, словно приветствуя публику. Публике это понравилось.