Дорога. Записки из молескина

– Смотри, Рузан, как хорошо они устроились: сидят, не работают, пьют кофе и все время разговаривают про футбол.

Она кивнула:

– Даааа. Все кофе пююют, даааа. А ты на улицу посмотри – сидят у входа в магазины свои и лавки, кофе пююют, пююют, в нарды играют, разговаривают. Все.

(И правда, хозяева магазинов сидели вдоль улицы на раскладных стульчиках или креслах, пили кофе и переговаривались, спорили о политике – «риформы-риформы!», но главное выясняли, какой все-таки футболист лучше, звезда 70-х Левон Иштоян или нынешних – Генрих Мхитарян.

Но самое интересное – несмотря на частые кофе-брейки, дом напротив рос каким-то фантастическим образом как на дрожжах. За ту неделю, что я провела в Ереване, он вырос на целый этаж. А строители все так же продолжали сидеть на балконе и пить кофе.

* * *

Кстати, о раннем утре, кофе и горничных.

Без кофе я не просыпаюсь. Без кофе я рассеянная и сонная. Я не понимаю, когда ко мне обращаются, меня не радует утро. Я – кофеман.

И вот встаю утром вялая и слышу, как в коридоре милая женщина, горничная, вежливо спрашивает у всех, выходящих на завтрак, когда можно убирать номер. Я еще с закрытыми глазами принимаю душ, натягиваю джинсы и майку, купленную в театре «Квартет И». Эти майки – их у меня две или три – мой талисман. Я всегда беру их с собой в путешествия. Та, что в то утро на мне была, – со списком фантастических животных впереди и с надписью «День радио» на спине. Я выхожу в общий коридор, вешая на ручку двери «Tidy up the room please». Говорить утром для меня – испытание. Отвечать на вопросы – подвиг. Сонная бреду на завтрак. За моей спиной горничная кого-то зовет, потом опять зовет. Но поскольку на ручке двери моего номера висит табличка с просьбой убрать номер, а на углу кровати лежат чаевые, полагаю, что обсуждать со мной ей нечего. Уверена, что она зовет кого-то другого.

Это я так думала, пока не услышала легкий топот сзади и голос запыхавшейся Рузан:

– Э! Деньрадио-джан! Деньрадио-джан!

– ???

– Номер оставила открытый! Закрыть, не закрыть? Как?

Борис Бурда

В аэропорту к нему подбегали люди, чаще яркие девушки, чтобы сфотографироваться. Я говорю друзьям, вот, сфотографируются с Бурдой, выложат в Фейсбук или во Вконтакте, будут нехотя отвечать на восхищенные вопросы друзей: «Вааау!!! Это Борис Бурда? Это ты с Борисом Бурдой? А где это ты с Борисом Бурдой? Вааау!» И получат сотни лайков и бешеную популярность будут иметь.

Да, так вот Бурда.

Как же меня восхищала его спокойная, даже немного надменная уверенность и значительная царственная неторопливость. За завтраком только к нему выходил повар ресторана и подавал с поклоном овсянку, омлет и кофе, приговаривая:

– Я пооомню, авсянкэ на ваде. Ни на малаке. На ваде. Я поомню.

Приходя на завтрак раньше всех, я наблюдала в открытую на кухню дверь, как повар, завидев медленно идущих Бориса и его милую жену Ирину, торопливо натягивает парадную куртку, белоснежную, хрустящую, отглаженную, и кто-то из официантов на голову его напяливает крахмальный, торчащий вверх колпак. Затем он хватает поднос и, волнуясь, направляется к столу Бориса. Потом, довольный и уставший от волнения, он возвращается к себе на кухню, и кто-то из официантов или помощников первым делом аккуратно снимает с его головы колпак и надевает обыкновенную белую поварскую шапочку на резинке. И я не могу отделаться от назойливого желания пробурчать реплику за него, этого чудесного повара, уже ставшего моим персонажем: «Шляп’ сними? Гаварю, шляп’ сними? Да?»

Борис выступил с нами на концерте в Театре имени Сундукяна, провел встречу в университете и вдруг исчез.

– Где Борис? – спрашивали Ирину.

– Борис – в Сибири. – Жена Бориса Ирина такая же обстоятельная, серьезная и спокойная. Ее ведь спросили «Где», она и ответила где. Когда ее спросили «куда улетел», она ответила:

– Улетел в Новосибирск.

– А вы почему за ним в Сибирь не поехали?

– Может, и поеду, – пожала плечами Ира.

– Еще не декабрь, – тихонько подсказала я Ирине.

Повар ходил в своей старой куртке, растерянный, и зыркал на нас с Ириной неодобрительно, с подозрением, как будто мы связали и спрятали Бориса. Кофе и овсянку нам подавал молодой официант, ни слова не понимавший по-русски.

– Дорогой, – просила я его, – не клади сахар в кофе.

Он бежал куда-то и приносил еще одну сахарницу.

– Не нужен мне сахар, забери, – возмущалась я.

Он опять бежал и приносил два пакетика коричневого тростникового сахара.

– Слушай, ты что, меня не понимаешь? – возмутилась я, а мальчик молчал и смотрел испуганно и жалостливо. – Ты что, с гор спустился? – задала я ему (стыдно вспомнить!) идиотский вопрос, так одна наша учительница в школе иногда спрашивала тех, кто не мог ответить на уроке: «Ты что, с гор спустился?»

– Да! Да! Горы! – обрадовался мальчик и широко замахал рукой себе за спину и наверх. – Там! Карабах!