Читаем Дорога. Записки из молескина полностью

Заодно Мотя не отказывался от угощения, иногда сам требовал «пакусить цунь-цунь» и в результате немножко перекусил. А именно отведал: куриную котлетку (выбросил), яблочко (надкусил), бутерброд с сыром (послюнявил), просто кусочек сыру (выплюнул), печенюшки (раскрошил). И мало того что он перехватил сам, он еще и подкормил своих родителей. Его папа изредка выглядывал в коридор и кричал:

– Мотя-Мотя! – Он кричал имя сына дважды, с первого раза сын, как мы поняли, не реагировал. – Что у тебя в руке? Слива? Тебе нельзя! Дай сюда! Зина, будешь сливу? Не будешь? На, хорошая слива. Точно не будешь? Тогда я.

Затем, заморив червячка, Мотя-Мотя потер ручки, внимательно осмотрел поле деятельности и опять обошел каждое купе, за руку выводя всех детей, которые уже умели ходить. Так он объединил под своим маленьким, но крепким началом всю малышню третьего вагона. И на своем примере взялся учить их орать, прыгать и раскачивать вагон.

Люди, которые садились к нам по дороге, уже через пять минут в панике начинали искать обмен на другой вагон. С доплатой.

Когда поезд остановился во Львове, Мотя-Мотя чухнул к открытой вагонной двери. В сумерках у входа в вагон маячила сонная проводница. Моти-Мотины родители, видимо, спали. Я кинулась за ним и успела схватить за капюшон футболочки, когда он уже занес ножку над ступеньками и по-ленински выбросил вперед руку с криком «На мойе!». С колотящимся сердцем и орущим Мотей-Мотей наперевес я ворвалась в купе его родителей.

– Ребята! Ваш ребенок только что собирался покинуть вагон.

Зина и безымянный ее муж только тяжело вздохнули:

– Мотя-Мотя, ну куда?

– На мойе, – сквозь соску-пустышку уточнил Мотя-Мотя.

– Мотя-Мотя, на море – завтра, – с тоской и предвкушением новых Моти-Мотиных подвигов произнесла Зина.

Весь остаток вечера дети во главе с Мотей-Мотей прыгали и орали. Орали и прыгали. Из некоторых купе пахло валерианой и корвалолом. Закаленная проводница сломалась: намотала на голову мокрое полотенце и слегла. В полночь кто-то обнаружил Мотю-Мотю спящим стоя в коридоре: ножки на полу, голова и плечи на откидном сиденье. Ребенка аккуратно взяли на руки, отнесли в купе и сдали родителям. Во сне он пробормотал: «На мойе».

Утро началось с яростного вскрика. На прощанье Мотя-Мотя укусил проводницу. Где достал, там и укусил. Поезд приехал в Одессу. Дети на руках родителей горько рыдали и тянули ручки вниз, никто не хотел уходить из вагона без Моти-Моти. Моти-Мотин папа нес чемоданы. Моти-Мотина мама держала сына за злополучный капюшон. Мотя-Мотя сучил ножками, бежал на месте, выбрасывал вперед руку и сквозь соску-пустышку в уголке рта орал: «На мойе! На мойе!»

– На мойе! – кричали дети на прощание сквозь слезы. – На мойе!

– Хотите, я его подержу? – предложила я Зине и безымянному папе Моти-Моти.

– Зачем? – заинтересованно спросил папа.

– Вы успеете добежать до канадской границы, – ответила я.

Огонек надежды блеснул и погас в глазах Зины и Моти-Мотиного папы.

– Аааа… Не, – обреченно отмахнулся безымянный папа. – Не успеем.

Я поняла, что они пытались. Догнал.

В этом году Черноморское побережье в районе Одессы буквально трясло. Вызывали дополнительные наряды милиции и охраны. Каждое утро над Ланжероном раздавалось звонкое «На мойе!». И эхом вторили дети на других одесских пляжах: «На мойе! На мойе! На мойе!..»

Она

Она вошла в вагон и сразу очень уютно поселилась, такая очаровательная дама средних лет, фальшивая блондинка с высокой уложенной прической и строгим учительским лицом. Сначала она, как это и бывает в поездах, присматривалась ко мне, покашливала, раскладывала какие-то буклеты, как бы невзначай поворачивая их ко мне так, чтобы я могла прочесть, что написано на обложке. Наконец, когда проводница принесла чай, дама решила, что самое время открыть карты. Ее звали Августина Олеговна.

– Вы куда едете?

– В коман… – рассеянно ответила я.

– В командировку. Я ви-и-ижу, – странно и прозрачно глядя сквозь меня, подхватила Августина Олеговна. – А как вас зовут?

– Мариан…

– Марианна. Да-да, я ви-и-ижу.

Лицо ее и вся фигура выражали: «Спроси меня, спроси, куда еду я. Ну?! Ну?! Спроси же немедленно!!!»

– А?..

– А я! – подхватила мой вопрос Августина Олеговна. – Еду! На форум! Форум расширения сознания.

В голосе ее сквозили превосходство и плохо скрываемая радость. Я с такими общалась, поэтому тут же заглотнула собственный язык – вот здесь, предупреждаю вас, надо быть очень осторожной, вот не надо ничего спрашивать – предупреждаю, не надо! – а зачем вам расширять сознание там, а что на форуме будет или а что потом… Нет-нет! Ни в коем случае. Надо тут же вставать, бежать мыть руки, потом к проводнику – и меняться на другое купе. А еще лучше – на другой вагон! Немедленно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука