Дорогая буква Ю

Яма вырыта преогромная. Вопрос только, когда свинцовый шар в нее упадет наконец. Нельзя писать роман-яму, роман-лужу… В скобках замечу — все русские романы или вранье, или ямы. Иногда — целые котлованы.

В конце 1989 года — несмотря на огромные демонстрации добрых и честных людей, в которых я с удовольствием участвовал — что-то произошло. И в Москве и, наверное, во мне. Любимый город, любимые улицы стали мне чужими, даже агрессивными. И люди… в Москве… тоже стали, как будто другими… в них неожиданно проявилось такое… отчего у меня мурашки по спине бегали. Я московский человек. Бывал не раз в жутких ситуациях. На волосок от смерти. Но тогда — пришло что-то другое, новое. И это новое было хуже московской шпаны, хуже гэбни, хуже сталинских людей… Это новое было даже по-своему веселым. Но мне вдруг стало предельно ясно — я тут жить не буду, с НИМИ, надо делать ноги, пока жив. И жену с дочкой увозить.

Это я о том, что «новые люди» — таки есть. В мои короткие приезды в Москву позже я их видел, чувствовал. И даже в старых любимых друзьях — появилось это ужасное новое… веселое…

Разные судьбы, разные восприятия одного и того же. К слову, тогда же и Россия и Москва… скукожились… почти сгорели… потеряли в значении. Если бы я в августе был в Москве — на площадь бы не пошел, а на вокзал подался, купил бы билет у проводницы и уехал… в Литву… а оттуда перешел бы в Польшу. Все эти прекрасные события — август, снос Дзержина… должны были произойти еще во времена моего детства — во время оттепели… и вместо ввода войск в Прагу — должна была по-настоящему расцвести пражская весна. И другие весны… Но все это случилось… когда было уже поздно… когда было все равно. Вот и получили то, что получили. Потому что святой дух невозможно обмануть… что вы все есть, то у вас и будет… Путин не случаен и выбран не ельциным… это онтологический выбор народа. Его новая икона… его суть.

Об уходе… Как раз тогда, когда в Москве стреляли, в октябре 1993-го года — у меня состоялась в Берлине первая большая персональная выставка графики. На ней не было представлено ни одного портрета или ландшафта… на ней вообще не было фигуративных работ. Только конструктивно сделанные метафизические миры. Которые невежи зовут абстракциями… Когда я от невербальных сущностей вернулся к вербальным — в начале двадцать первого века — суть моей работы не изменилась, изменилась только оболочка. Я до сих пор живу и работаю в метафизических мирах, в альтернативных вселенных… Я ушел из России еще там… и русский язык не заталкивает меня в ее огненную пасть… он тоже — что-то навсегда отпочковавшееся от новояза… Я не там, где вы — не на огромной арене. Я дома.

С новым годом, с новым счастьем…

Все поют как соловьи. А у нас в доме полтора часа назад был пожар. На первом этаже. Кто-то открыл железную дверь в мусорную камеру и бросил в контейнеры две «бомбы». Не атомные и не фугасные. Но контейнеры загорелись…

Ядовитый дым…

Приехали пожарные, кто их вызвал, не знаю. Потушили и уехали. Но дым, не знаю как, прошел в квартиры наверху. Я уже спать лег. Тут шум какой-то неприятный… и звонок во входную дверь — трясущийся сосед сообщил, что в моей квартире сработали датчики дыма и ревут вовсю. А я был в другой квартире. Побежал туда. Подумал, что пожар — у меня. Соседка на лестничной клетке визжит.

Дверь в квартиру открыл — дымище жуткий, датчики ревут как дьяволы… кошмар. Хотел было запаниковать, но не запаниковал…

Стал открывать окна — а там — энтузиасты фейерверка и хлопушек, чертовы идиоты, не смотря на запрет, все еще стреляют как из пушки. В квартире дым, на улице дым…

Все тридцать три удовольствия.

Теперь, вместо того, чтобы спать, сижу, жду, не загорится ли где еще…

Новый год в Берлине.

Никола Зимний.

Позавчера мой дорогой фэйсбучный друг МТ поздравил всех с днем святого Николая, написал о издании специального календаря. И у меня в голове, против воли заработала ассоциативная машинка. Замелькали воспоминания, лица… сколько же их было… галерея… Николай, Николай, Николай… Никола, Ник, Николас…