Дорогая Эмми Блю

– Это был только один поцелуй, – шепчу я почти неслышно. – Мы говорили о тебе, и о том вечере, и оба были расстроены, и он… он меня поцеловал, и я забыла, всего на секунду, что я делаю и где нахожусь, но это было не то, чего мы хотели, вообще не то. Элиот, прошу тебя…

Он закрывает глаза, откидывает голову. Его грудь поднимается и опадает. Он не двигается.

– Элиот, честное слово, это ничего не значит.

Он сжимает дверную ручку, кусает губу, качает головой.

– Подожди, я сложу паззл. Ты не пошла на блогференцию Рози, не провела со мной вечер, чтобы… пойти с ним в дом моей бывшей, где вас никто не найдёт?

– Нет же! – восклицаю я. – Ничего не было. Вообще ничего. Мы оба были в ужасе, потому что сделали такую глупость, и я поехала домой, и…

– Ана вас видела. Она привезла туда родителей, припарковала машину и увидела вас на балконе. Она говорит, что вы были так увлечены друг другом. Возможно, только что вышли из спальни.

– Нет, – я качаю головой. – Нет, это неправда. Это длилось только одну секунду, и если бы она говорила правду, она сказала бы, как сильно мы поссорились, какой злой и какой несчастной я была…

– Но ты была там. С ним. И вы целовались.

Я молчу, потому что так всё и было. И я не знаю, что ещё сказать. Я говорю правду. И, может быть, стоило рассказать её раньше, но что бы это дало? Мы даже целовались-то не всерьёз. Это ничего не значит. Ничего.

– Я хотел отказаться ехать в Канаду с Марком. Работать со своим другом.

Я смотрю на него. Он распахивает дверь.

– Элиот, пожалуйста, не уходи.

– Мне нужно время, – говорит он. – Всё это… Люк, свадьба, ты, я… мне нужно время. И тебе тоже.

И с этими словами он уходит прочь.

Глава тридцать восьмая

– Стив Феллоуз, – говорит мужчина, стоящий на пороге, и протягивает мне пухлую влажную ладонь. – Мы с вами говорили по телефону. По поводу мисс Луизы Датч.

Стив Феллоуз сидит напротив меня на двухместном диванчике, а я сижу в кресле Луизы и вожу пальцами по ткани подлокотника, которую Луиза вышила цветами, когда её зрение ещё было хорошим. Адвокат возится с толстым конвертом, и я наклоняю голову, чтобы прижать нос к руке. Я все еще чувствую ее запах. Пачули. Всё пахло пачули: ее подушки, её ванна и её кожа, и я так и не поняла, был ли это чистый запах или духи, которые она, может быть, тоже сделала сама. Она жгла в зимнем саду арома-палочки с тем же запахом. Господи, сейчас я скучаю по ней ещё сильнее. Я скучаю по прикосновениям её прохладной руки, по её гримасам, закатыванию глаз, ворчанием, что я слишком много думаю, что слишком размякла. Она бы знала, что мне сказать. Она всегда знала, что сказать, чтобы всё стало не таким безнадежным.

– Вы мисс Эммелина Блю.

Я киваю.

– Да, это я.

– Вы снимали комнату в доме мисс Датч.

– Верно.

– Мы с мисс Датч встретились несколько недель назад, когда она поняла, что ей осталось совсем немного.

– Она поняла… то есть она уже знала?

Он поправляет воротник на толстой шее, красной от, судя по всему, сыпи после бритья.

– Боюсь, она всегда знала, – помолчав, он добавляет: – Мы прислали цветы. Мой партнер и я.

В утро похорон у дома появились три букета. Один от городских мясников. Другой – от сотрудников садового питомника. И ещё один: фиолетовые гладиолусы и белые маргаритки.

– «От Стива и Джуда»? – спрашиваю я, и он кивает и улыбается в ответ. – Прекрасные цветы. Спасибо. Элиот – мой друг – отнёс их в лес, где она покоится.

Произнося его имя, я чувствую, как от тоски сжимается мой живот. Я так по нему скучаю, что мне кажется, я сейчас заплачу. Горячими, не приносящими облегчения слезами. Они льются каждый день, и я так надеюсь, что когда-нибудь это закончится, но, видимо, это никогда не закончится. Прошёл уже месяц после свадьбы, и ничего не изменилось. Мне теперь всегда паршиво. Я совсем потеряна, совсем одна. Лукас и Мари отбыли в двухнедельное свадебное путешествие, а от Элиота никаких вестей. Он за три тысячи миль отсюда. В Канаде. Я сразу это почувствовала и окончательно удостоверилась, когда Лукас позвонил мне из номера для новобрачных в Гваделупе.

– Мари купила тебе авокадо с резьбой ручной работы, – он рассмеялся, и я тоже улыбнулась, но он, всё равно заподозрив неладное, глубоко вздохнул и спросил: – Что-то случилось?

И, хотя я очень старалась, хотя пообещала себе, что изо всех сил постараюсь держать их в неведении, я всё равно расплакалась, лёжа в своей постели, закутавшись в одеяло и опустив шторы, в разгар дня.

– Мы с ним поговорили, и он вроде как меня выслушал, но ничего не сказал, – Лукас вздохнул. – Я подумал, может быть, ему нужно время прийти в себя, и тогда он напишет. Или позвонит. Мне так жаль, Эм.

– Он всё это время не выходил на связь, – пробормотала я сквозь слёзы. – Он точно добрался до Марка.

– Да, он звонил маме, – сказал Лукас. – И тебе тоже позвонит, Эм. Я знаю Эла и знаю, что он позвонит. Ему просто нужно собраться с мыслями.