— Выгоняешь? Интеллигентно, — прищурился Илья. — Ладно, папахен, больше не приду. Но у меня есть к тебе одна небольшая просьба… Первая и последняя, обещаю. Выполнишь?
Великий поэт кивнул. Он был согласен на все, лишь бы навсегда избавиться от присутствия единственного сына.
— Мне позарез нужны компьютер и монитор, — сказал Илья. — Можно подешевле и деньгами. У матери не хватает.
Отец полез в портмоне, достал тысячу баксов и бросил на стол:
— Этого хватит?
Илья ухмыльнулся и сунул "зеленые" в карман:
— Благодарю. Больше ты меня здесь не увидишь!
Свое слово он сдержал.
15
Они не расставались почти целый месяц, который Павел провел тем летом в Анапе. Домой Инга заявлялась поздно — бледная, растрепанная, с блуждающими глазами…
— Что с тобой? — искренне удивлялась ни о чем не догадывающаяся мать. — Где ты была весь день?
— На пляже… С Павлом… — лепетала Инга.
— Странно… Ничего не понимаю… — вновь недоумевала наивная мать. — Все, как обычно, а ты какая-то непривычная. Ты не больна? Вообще, мне кажется, тебе ни к чему столько греться на солнце. Тем более после твоей недавней операции.
— Я не греюсь… — бормотала Инга. — Мы сидим в тени…
Знала бы мать, что они целый день делали и чем занимались, она бы не просто ужаснулась. Инга с трудом представляла, что случилось бы с ее родителями, узнай они о ее грехопадении, а главное — о внезапно проснувшемся в ней темпераменте и безумном интересе к своему прегрешению.
Кажется, этого не ожидал даже ушлый расчетливый Павел.
Он отлично понимал, что Инга потянулась доселе девственным сердцем и телом, своей прежде пустовавшей душой вовсе не к нему, Павлу, а к пороку, к физическому насыщению и наслаждению. Именно потому, что сначала потянулось тело, а не душа. Инга постепенно покорялась власти грубоватых ласк и потихоньку привязалась к Паше, как привязываются юные женщины, полюбившие впервые, и уверенные, что навсегда. Она боялась потерять его и приглядывалась к нему, мало зная о его жизни, несмотря на болтовню. Замирая от любопытства, выпытывала у него скользкие подробности отношений с женщинами и приходила в ужас. Поскольку откровенный и развязный Павел ни от кого ничего не скрывал.
— Ты поступила правильно, — заявил он ей через два дня после их первого совместного заплыва в Турцию. Словно инициатива исходила от нее, а не от него. — Только дуры и мещанки довольствуются своей серой, однообразной жизнью, соблюдая никому не нужную добродетель. А потом девками выходят замуж за обалдуев, ни фига не соображающих в сексе, не знающих, за что жену потрогать и где поласкать или пощипать, чтобы доставить ей удовольствие. Эти курицы-несушки так и не изведают любви до конца: ни ее утонченности, ни ее животной грубости, ни ее заразительной похоти и вожделения. Такие бабы-наседки не ведают ничего, кроме своих детей и поваренной книги. — Он внимательно осмотрел Ингу. — Готовься, чаровница, в следующий раз попробуем все сделать в рот. Придется тебе учиться новому спортивному упражнению. Ничего, это несложно, не пугайся, зато скоро все будешь уметь, как настоящая гетера. Просто распахнешь мне губки пошире, вот и все. Даже ножками двигать не надо. Лежи себе с открытым ртом… Легко и примитивно.
— Как это? — в замешательстве и ужасе прошептала Инга.
Павел со смехом прижал ее к земле:
— Сейчас покажу. Мне один однокурсник рассказывал про какую-то девку, которая к нему упорно приставала. Говорил, что она очень странная. И ей якобы почему-то неприемлема нормальная половая жизнь. При этом парень переходил на шепот с легким содроганием. Она хотела от него совершенно нечеловеческих, чудовищных извращений. По его тону складывалось впечатление, что это нечто ужасное, и ему даже стыдно сказать, чего именно хотела деваха. Он меня жутко заинтриговал. Я раздумывал и терялся в догадках, чего же она хотела? Чтобы ее подвешивали к потолку вниз головой? Чтобы пороли кнутом? Или чтобы на нее испражнялись? Наконец, ничего не выдумав, я осторожно, аккуратно и вежливо спросил другого парня, который раньше спал с этой девицей, что в ней необычного. Он пожал плечами. Задумался. И потом спокойно вспомнил: "А-а! Она предпочитает в рот". Я изумился: "И все?" "Ну да! А что особенного?" Действительно, ничего. Дома, вспоминая глупого однокурсника, я чуть не лопнул со смеху. Бывают ведь безграмотные идиоты!
Инга смотрела испуганно, но внимала каждому слову и делала абсолютно все, что он приказывал. Постигала жизнь во всех новых проявлениях.
Во второй раз, когда они бросились в воду на виду у всего пляжа, Инга просто плохо соображала, что делает. А Павел только усмехался, утаскивая ее все дальше и дальше в море. Когда они отплыли довольно далеко, берег стал нереальным, призрачным, а фигурки загорающих слились в одну большую пеструю массу, Павел вновь, как вчера, поднырнул под нее.