Дорогая кузина

Первый этаж. Окно с решеткой, довольно слепое, грязноватое, наполовину задраенное полотном. Холодильник в углу. Широкая старая тахта. Столик, стул. Сальные обои наполовину содраны. Если разложить вещи и установить компьютер и магнитолу — в комнате еще можно лежать, стоять и сидеть. Но ходить по ней уже нельзя — этого не позволят ее габариты. Зато она в углу квартиры. Закроешь дверь — и отделен от всех: от маленького мира дома — дверью, от большого мира снаружи — полотном. Сиди себе, работай, или спи, или читай, или играй на компьютере. Красота! Но если гостей звать, то по одному. Четыре человека в комнате не поместятся. И три-то с трудом… Да кого им звать!

Илья медленно снял очки, которые стал носить совсем недавно, и принялся их задумчиво протирать. Лидочка тотчас с удовольствием шлепнулась на мягкую, продавленную ямами тахту.

— Большое дело провернули, — проговорил Илья. — Теперь пока за жилье можно не беспокоиться. По-моему, Лев Аполлонович — дядька милый. Ну да поживем — увидим!

И потекла новая жизнь в маленькой затерянной комнате на задворках мира. Очень крепко и сладко спалось вдвоем, в объятьях друг друга, на широкой мягкой тахте.

Илья плюнул на заочку и пассивно бросил институт, то есть просто не явился на регистрацию переведенных на заочное отделение. И автоматически отчислялся рано или поздно, но это его уже не интересовало. Он — ушел из Литинститута. Навсегда.

Зато приложил все силы и устроил на работу Лидочку. И теперь она служила курьером в фирме, торгующей оргтехникой, с самого раннего утра до пяти часов вечера моталась по городу, и только по смеркающейся Москве возвращалась на метро в Марьино.

Наступила холодная прелая осень. Илья сутулился за компьютером, глядя на мерцающий экран и изобретая новые вирусы. На работу его по-прежнему упорно не брали.

Лев Аполлонович действительно оказался милым, чувствовал себя перед всеми виноватым, всем пытался помочь и робко улыбался — грузный и очкастый. Но иногда вечерами, когда к нему приходили приятели, все резко менялось.

Хозяин шумел и гудел, как старый холодильник, жег свет и вел бесконечные разборки. Допоздна из кухни, где сидел он с друзьями, слышались споры, звон стаканов и крики. Странно мерцал, помаргивая, абажур. Потом голос хозяина переходил в дикий рев, и было слышно, как грозный Лев колотит кулаком по столу.

После таких пьянок Лев Аполлонович становился невменяемым и свирепым, правда, все равно довольно безобидным, но неприятно-режущим душу. Он подолгу спал и валялся в полутемной комнате на кушетке тяжелым мешком. Просыпался в похмелье и, свекольно-бордовый и вареный, постанывая от головной боли, ковылял на кухню пить кефир.

И вновь превращался в кроткого, вдруг понимая, что набузил и наскандалил, и словно просил за это прощения. Заходил к жильцам, спрашивал, не надо ли помочь и как они живут. Слащаво, жалко улыбался, заискивал и лебезил, бесконечно извиняясь и допытываясь, не обидел ли кого.

Так повторялось довольно часто.

И тогда Илья и Лидочка прибегали к давно испытанному средству: осторожно закрывали дверь в свою комнату и сидели тихонечко, занимаясь своими делами, почти не выходя и не обращаясь к хозяину, стараясь вести себя так, словно их нет в квартире — не видно и не слышно. И действительно, никто их не трогал и не беспокоил. Только доносились голоса поддавших, непонятно откуда берущихся корешей Льва Аполлоновича, звон стаканов и новые перебранки…

Хозяин служил грузчиком в магазине. И женщина у него была. Он ее всегда в разговорах называл "моя подруга". Поэтому Илья с Лидочкой стали величать ее "подруга Льва Аполлоновича".

Пару раз их навещала Сима. Снова жаловалась на любвеобильного отца. Рассказывала, что видела его не раз в ЦДЛ с красивыми молодыми девицами. А потом внезапно поинтересовалась второй, двоюродной сестрой Ильи, а значит, и своей.

— Познакомить? — спросил Илья. — Она здесь теперь учиться.

Сима замялась:

— Я сейчас готовлюсь к экзаменам в университет, очень некогда… Немного попозже…

А попозже Илье вдруг предложили работу.

22

Вадим отлично помнил, как все когда-то началось. Раньше их дачной жизни. Ариадна ждала ребенка и, тяжело переступая, шлепала по квартире. Жили тогда у ее родителей.

— Маргарррита! — привычно мерзко орала подлая красавица Алена, помахивая ярким хвостом.

Громогласно беседовал по телефону великий Величко. Теща тихо обсуждала с домработницей меню сегодняшнего обеда. Вадим сидел в комнате за письменным столом и нервно грыз ручку. Стихотворение не получалось.

Грузно, держась одной рукой за большой живот, подошла сзади Ариадна. Заглянула в листок бумаги. Прочитала написанное. Перечитала. Задумалась…

— А знаешь, мне кажется, здесь лучше слово "идут" заменить на "бредут". Динамичнее и выразительнее. А вот здесь напиши "Такая осенняя встреча…" Получится не слишком стандартно.

Вадим тоже вчитался в свои строки и поправил их.

— А что еще? — с надеждой спросил он.

Ариадна тяжело опустилась в кресло:

— Сейчас… дай подумать…

После рождения Симы жене стало труднее находить время для поэзии, но немного позже, на даче…