Дорогая Лав, я тебя ненавижу

– Черт, это должен быть я.

Я сжимаю бедра вместе, чтобы ослабить давление между ног. Прости. В следующий раз повезет больше. Пульс только усиливается, и я понимаю, что меня уже не остановить.

– Почему, черт побери, это не я, Эл? – в его голосе слышатся чувственные нотки. – Почему это не я прикасаюсь к тебе сейчас? Твою мать, почему?

Я представляю это.

Визуализирую.

Вижу, как его язык дразнит мой проколотый сосок, и тихий стон вырывается из моего рта прежде, чем я успеваю его остановить. Кажется, его это заводит, потому что в отчаянии он тихо выдыхает:

– Господи, просто скажи мне, кто ты. К черту договор. К черту секреты. К черту все это. Просто скажи мне, кто ты, Эл. Пожалуйста. Пусть это будет по-настоящему.

Его эмоции разбивают мне сердце на миллиард крошечных кусочков.

Я тоже хочу, чтобы все было по-настоящему.

Больше, чем когда-либо я хотела чего-то в своей жизни, но «настоящее» – это самое страшное место, куда может попасть хрупкое, поврежденное сердце. А мое невозможно хрупкое.

Я не отвечаю и тяжело дышу в трубку, но он не обижается на это, отправляясь в опасный путь.

– Сними. Все.

Лед уже полностью растаял, оставив лишь лужицу, стекающую по моей груди, но это не мешает мне подчиниться. Я прерывисто вздыхаю, развязываю пояс легинсов и спускаю ткань по бедрам.

– Эшли, милая? Ты наверху?

Чеееерт.

По лестнице раздаются торопливые шаги.

Моя мама дома.

Шаги становятся громче, и до меня доходит, что у меня есть максимум три минуты, прежде чем мама распахнет дверь моей спальни и застанет меня полуголой на кровати.

Разумеется, чтобы спросить меня, где ее драгоценная Эшли.

Эш ведет себя странно с тех пор, как порвала с неудачником Логаном, – не спрашивайте. Она не рассказывает нам почему. Каждый вечер она приходит домой все позже и позже, не говорит маме, где она, пропускает два урока пения из трех. Я прикрываю ее как могу, но в нашем маленьком городке не так много мест, где может быть моя сестра-суперзвезда.

– Эшли? – снова кричит мама.

В панике я сбрасываю вызов, не попрощавшись с Ксавье, и вскакиваю с кровати, роясь в своей комнате в поисках одежды. Надеть легинсы обратно не составляет особого труда, но я не могу найти свою рубашку.

Где, черт возьми, моя рубашка?

Каким-то чудом я замечаю безразмерную толстовку, которую оставила на комоде неделю назад, и накидываю ее на голову за две секунды до того, как мама распахивает дверь.

15 Ксавье

Ксавье

Эй, придурок.

Ксавье

Ты забыл про нашу пятничную тренировку. Опять.

Каждая мышца и кость в моем теле зверски болит, я выпрыгиваю из грузовика, не сводя глаз с сообщения, которое только что отправил своему лучшему другу. Финн в последнее время расслабился – пропускает наши тренировки, к черту его шесть кубиков. Чувак в последнее время так зациклен на Дии, что увидеть его вне школы – большая удача.

Хотя я не могу его винить.

Если бы у меня был выбор между тем, чтобы получить какую-нибудь задницу или надрывать свою, я бы тоже пропустил спортзал. Направляясь ко входной двери, я замечаю, что отцовский джип отсутствует на стоянке, но не придаю этому особого значения. Он упоминал, что сегодня вечером собирается выпить пива с Хэнком и ребятами. Вероятно, я разминулся с ним на несколько мгновений.

В следующую минуту я уже влетаю внутрь, бросаю спортивную сумку на кафельный пол и иду на кухню, чтобы наполнить бутылку водой.

– Привет, парень.

Знакомый голос заставляет меня остановиться, и я поворачиваюсь, чтобы столкнуться с последним человеком, которого хотел видеть сегодня вечером. Он прислонился к кухонной стойке, незажженная сигарета зажата между двумя пальцами.

– Дон, – я не пытаюсь притвориться, что рад снова видеть этого паразита здесь. – Дважды за неделю, да?

Я выгибаю бровь.

На прошлой неделе требовалось прочистить слив в душе. В понедельник это была ванна, но еще один такой визит, и маме, возможно, придется ломать разное дерьмо по дому, чтобы оправдать частые приходы ее приятеля-трахальщика к нам.

В следующую минуту в комнату заходит моя создательница, одетая в шелковую ночную рубашку до колен, которую ей определенно не следовало надевать ни перед кем, кроме своего мужа.

Заметив меня, она замирает как вкопанная. Ее кожа бледнеет, когда она приглаживает свои растрепанные, спутанные волосы, чтобы не казалось, будто ее только что хорошо трахнули. Я вздрагиваю от этой мысли, позыв рвоты сжимает мне горло.

– Ксавье, милый, т-ты сегодня рано, – заикается она.

– Уже восемь, – говорю я.

– Думала, сегодня ты тусуешься с Финном, – она издает самый неестественный смешок, который я когда-либо слышал, и все мое тело – вся моя гребаная душа – съеживается.

– Планы изменились, – выплевываю я и переключаю свое внимание на неудачника на нашей кухне.