Дорогая Массимина

Полчаса спустя он разбудил директора английской школы, наслаждавшегося сиестой, и уговорил его подписать чек за последний месяц, а пятьдесят тысяч из причитающейся суммы уплатить наличными. Моррис объяснил, что уже побеседовал с полицейскими, и Хорас Роландсон, багроволицый толстяк, мучившийся похмельем после торжественного воскресного обеда, пробурчал, что рад, если дело обошлось без скандала. Роландсон относился к эмигрантам-реликтам, которые лелеяли в себе остатки колониального отношения к иностранцам: он так и не очистил свой итальянский от жуткого йоркширского акцента и отчаянно цеплялся за древние методы обучения, которые притащил с собой в пятидесятые годы; репутацию английской школы и своих соотечественников Роландсон ставил превыше всего. Директор школы с жаром потряс руку Морриса:

– Ну что ж, дружище, увидимся в следующем семестре! – И с улыбкой выставил его из душной квартиры, дыхнув в лицо джином.

В четверть четвертого Моррис снова стоял на автобусной остановке, страдая от странной смеси теплового истощения и эйфории. Примерно без четверти четыре он вернулся к себе в квартиру, поднялся на чердак и достал из чемодана письмо Массимины.

Приложив записку для инспектора Марангони, где обещал давать о себе знать каждые несколько дней, он оставил конверт в центральной квестуре Вероны, после чего сел на поезд, отходящий в пять тридцать. На два часа позже, чем планировал, но так уж получилось. Подождет, ничего страшного.

Глава девятая

Все дело в изобретательности. Именно в изобретательности кроется вся суть, и именно она, в конечном счете, служит ему оправданием. Блистательное совершенство замысла. От них не убудет, если поступятся толикой своих несметных богатств. Даже инспектор из полиции выразился приблизительно в том же духе. Черт возьми, да эта история даже пойдет им на пользу. И если синьора Тревизан станет мучиться раскаянием из-за дурного обращения с собственными чадами (не говоря уж о том, как гнусно и подло она обошлась с ним, с Моррисом), то для нее же только лучше. Черствость никого не украшает.

В любом случае, десятую часть денег он отдаст на благотворительность. Прекрасный штрих, если когда-нибудь доведется продать эту историю в «Миррор». Десятина от похитителя. Да нет, глупости, никакая не десятина, а дар от чистого сердца, ведь он человек щедрый, главное, чтоб было за счет чего проявлять щедрость.

Записку с требованием выкупа Моррис начал составлять в парикмахерской. Главное – добиться абсолютной точности. Во всем. Сумму назвать достаточно солидную, дабы наказание было ощутимым, и в то же время реальную, чтобы деньги можно было выплатить в один присест и чтобы семейство не кинулось прямиком в полицию, в отчаянии воздевая руки к небесам. Естественно, полиция видеть записку не должна. А они ведь наверняка станут просматривать всю почту, поступающую в дом Тревизан. Так что с запиской возникнут сложности. Кроме того, как передать деньги? Нужно придумать такой способ, который позволит завладеть ими без помех. Да, и подобрать верный тон: одновременно угрожающий и успокаивающий, повелительный и вежливый. Истинный шедевр, произведение искусства – вот что ему предстоит создать (только так, папочка, можно подняться над толпой).

Моррис взглянул на Массимину, и девушка улыбнулась ему из-под руки парикмахерши, ловко щелкавшей ножницами. Он настоял, чтобы Массимина подстриглась, сделала завивку и выкрасила волосы хной. Так она станет еще красивее, сказал он, эффектнее и взрослее, да и летом с короткими волосами куда прохладнее. К тому же стрижка – это ведь своего рода обновление, она почувствует себя независимой, свободной от материнской тирании. Уж мамаша наверняка не позволила бы обрезать волосы. И правильно бы сделала. Волосы были красой и гордостью Массимины. Моррис никак не мог поверить, что смог убедить ее расстаться с косой. И уж если он в чем виноват, то только в этом. Преступление против красоты.

Массимина смотрела, как он быстро водит своей серебристой ручкой.

– Опять пишешь своему папе? – улыбнулась она, и на ее веснушчатых щеках заиграли веселые ямочки.

Моррис делал вид, что посылает отцу открытку из каждого города, через который они проезжали, и Массимина всячески поощряла эту его привычку, видя в ней надежность и основательность его характера. Она тоже старательно писала своим родным, но отправкой открыток ведал Моррис.

– Знаешь, я подумываю о том, чтобы пригласить отца в конце лета, когда спадет жара.

– Meraviglioso,[44] Морри-ис. Я так хочу с ним познакомиться!

– К тому времени мы уже вернемся в мою веронскую квартиру, поселим его в гостиной.

– Ottimo![45]

И она покраснела под мелькающими ножницами. Если отец будет спать в гостиной, то, значит, они – в спальне, в одной кровати. Она будет замужней дамой. И быть может, даже в положении. Десятого августа ей исполнится восемнадцать. Что, если к девятнадцати годам она станет матерью?.. Массимина открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но парикмахерша мягко наклонила девушке голову, и та промолчала.