Дорогая Массимина

Во второй спальне, принадлежащей, судя по всему, Грегорио, он нашел на столе тяжелое пресс-папье. Моррис взвесил его на ладони – массивный стеклянный шар размером с крикетный мяч, и, если верить внешнему виду, очень прочный. Внутри переливался всеми цветами радуги крошечный пузырек. Казалось, пузырек вращается, подмигивая искристыми огоньками. Глаза Морриса наполнились слезами. Он резко повернулся к окну, выходившему в противоположную от моря сторону, – там заросли утесника перемежались с открытыми скальными породами. Пещеры? Надо бы проверить.

В гардеробе Грегорио под грудой одежды (из которой Моррис извлек, покопавшись, исключительно элегантные холщовые летние брюки) лежал пластиковый пакет с деньгами. От пакета исходил слабый аромат апельсиновых корок. Он развязал узлы, стащил резиновое кольцо с одной из пачек и вытянул пару пятидесятитысячных банкнот – пора привыкать к богатству. Впрочем, при уровне инфляции в 16 процентов в год, подумалось ему, деньжата каждый день на 16/365 процента теряют в цене. Что составляет (непременно надо купить калькулятор) около одной двадцать пятой процента. Да, так. Один процент от 800 миллионов – это восемь миллионов, а одна двадцать пятая часть от восьми миллионов – это примерно, триста, ну, может, триста двадцать тысяч. Значит, если с деньгами ничего не делать, ежедневно он теряет столько же, сколько зарабатывал за две недели! А если задержится до приезда Грегорио, то потеряет два с лишним миллиона – двухмесячный заработок среднего итальянца. Нет никакого смысла гноить деньги на дне платяного шкафа. Выбраться на денек в Милан, найти хорошего биржевого маклера и сбагрить сотню миллионов, это для начала. Сегодня же он купит калькулятор и новые батарейки для диктофона, а вечером будет говорить и говорить, пока не придет к твердому и окончательному решению.

– Морри, где ты, Морри-и?

Она в холле! Как можно услышать шаги, если человек ступает босиком по этим плиткам?! Моррис запихнул пакет под груду сложенных свитеров и резко выпрямился, задев головой верхнюю полку.

– Морри-ис… – Она уже стояла в дверях комнаты. – Разве хорошо шарить в чужих вещах?

Массимина одновременно улыбалась и хмурилась, словно говоря: я очень тебя люблю, но кое-что в твоем характере надо изменить, например склонность подлизываться к людям. Девушка стояла в дверях в одной лишь белой футболке и теребила медальон со Святым Христофором.

– Откуда у тебя деньги?

Между большим и указательным пальцами левой руки по-прежнему были зажаты пестрые банкноты.

Пресс-папье находилось справа, всего в паре футов, только руку протянуть… И даже если за окном нет никаких пещер, то все равно на протяжении многих и многих миль там не встретишь ничего, кроме зарослей утесника. Но Моррис не двинулся с места. Он ведь ее любит, не так ли? Если он вообще кого-нибудь когда-нибудь любил. Он сможет найти выход. Да и в любом случае, не сейчас. С минуты на минуту появится Роберто.

– Хотел примерить брюки Грегорио и обнаружил в кармане деньги.

– Но так же нельзя, – возразила она. – Нельзя примерять без спросу чужие вещи, ведь это…

– Грегорио – мой близкий друг, – холодно перебил Моррис. – Он с радостью одолжил бы мне вещи. И деньги, если б они мне понадобились.

Моррис осознал, что страстно желает, чтобы она довела его до белого каления.

– Прости… – Массимина огорченно прикусила нижнюю губу. Обиделась. – Морри-и, тебе обязательно разговаривать со мной таким тоном? – Она замолчала и заглянула ему в глаза, Моррис не отвел взгляда, стараясь сохранить невозмутимое выражение, но ему все же пришлось моргнуть, чтобы не выдать холодную ярость, плескавшуюся в глазах. – Конечно, я вовсе не рассчитывала, что ты подпрыгнешь от радости, услышав, что я, возможно, беременна, но ты бы мог быть чуть внимательнее. А ты даже не вспоминаешь об этом. И ведешь себя так, словно… О, Морри, что происходит? Сейчас ты ласковый и заботливый, а в следующий миг тебя словно нет, ты становишься таким чужим и далеким…

Она расплакалась.

Моррис смутился, нерешительно шагнул к ней, положил руку на теплые плечи, коснулся шеи.

– Массимина… Мими, честное слово, я… – Ее шея и плечи были по-детски нежными и угловатыми, в них чувствовалась порода: их хорошо фотографировать вполоборота и чуть сверху (как если бы она опустилась сейчас на колени), чтобы передать эту твердость и хрупкость. – Честное слово, я не хотел…

Возможно, через такое проходят все влюбленные: взаимное влечение, любовный угар, нежность, радость секса, а затем из всего этого прорастает нечто такое… страх и стремление к…

– Мими, я…

Но тут с улицы донесся автомобильный гудок. Приехал Роберто.

* * *