Дорогами апокалипсиса

От автомобильной дороги, которая пролегала рядом с заброшенным аэродромом, послышался усиливающийся гул, перешедший в оглушительный и уверенный рев моторов. По не слишком хорошей дороге мчались белые грузовики под охраной угловатых, бронированных, ощерившихся пулеметными стволами броневиков. Не нужно было особо присматриваться к несуществующим эмблемам, чтобы уяснить себе донбасское происхождение этих механических монстров.

Бронированные «Уралы», обшитые листами броневой стали, с мощными бамперами и укрепленными кузовами, выглядели, словно вытесанные руками подземных великанов. Отчасти так оно и было. Пятнистые машины внешне выглядели не очень эстетично, но производили впечатление несокрушимой мощи, которая была подкреплена воронением крупнокалиберных пулеметов и более тяжелого вооружения.

Мальчик и старик стояли у груженной мокрым сеном телеги. Лошадка нервно прядала ушами от раскатистого эха мощных моторов. С некоторых пор этот характерный звук цивилизации все реже и реже раздавался на Правобережной Украине – в сонном царстве, где дороги в небо поросли бурьяном и чертополохом «либерально-демократических реформ»…

А мимо мчалась в сиянии мощных прожекторов и механической несокрушимости Большая Жизнь.

* * *

Основанный еще Ярославом Мудрым городок Белая Церковь и Киев разделяли всего лишь 86 километров по трассе. Такая близость к столице и удобное расположение на пересечении нескольких важных автодорог помогали местным жителям достаточно неплохо, по нынешним меркам конечно, существовать. Во всяком случае, машин с бензиновыми и дизельными двигателями здесь было существенно больше, чем привычных уже украинских «дровяных мобилей» с печками-буржуйками вместо топливных баков.

Да и многие многоэтажные жилые дома отнюдь не выглядели покинутыми, в окнах теплился свет. Теплоэлектростанции города хоть и не в полную силу, но все же работали на привозном донецком угольке.

Время здесь не остановилось, оно испуганно замерло, как и во многих провинциальных городках Украины в лихую годину. Жители старались не замечать, не говорить, не обсуждать, насколько хреново они живут. А то – как бы хуже не было. С усталой покорностью люди ходили на «желто-блакитные» митинги и с такой же покорностью выстраивались в очереди за «субсидиями» или за хлебом.

Когда с территорий, прилегающих к независимому теперь Донбассу, привозили очередного «героя АТО» в цинке, также устало скорбели.

Странно, но общая беда – возрождение бандеровщины – с одинаковой силой сплотила Донбасс и разобщила остальную Украину. В этом и заключался культурный, общественный и нравственный феномен различия менталитета Востока и Запада разорванной на куски гражданской войной страны.

«О, Запад есть Запад, Восток есть Восток,
И с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей
На Страшный Господень суд…» –

говорится в одноименной балладе Редьярда Киплинга.

На территории современной Украины Страшный суд вершился вот уже который год. Запад и Восток, между которыми пролегли реки крови, все же сходились пока еще медленно и с взаимной опаской. Однако трагедия заключалась в том, что два менталитета – два, если угодно, уже практически сформировавшихся народа – никогда не сойдутся вместе, сколь близко они ни подошли к необходимости взаимопонимания. А с другой стороны, оставался ли украинский народ – именно народом?

* * *

Белые грузовики спешили сейчас к тем, кто больше всего страдал от гуманитарной катастрофы на Украине, и тем, кому неоткуда больше ждать помощи. Конечно, местные жители с миру по нитке старались собрать кое-что и для воспитанников интернатов: еду, одежонку кой-какую ношеную… Но тут уж такое дело – своих бы детей прокормить, не то что сиротам помогать. Просто – нечем, украинская нация стремительно обнищала, и процесс социальной деградации только набирал обороты. Еще грели добротные чугунные (советские!) батареи центрального отопления. Но с каждой зимой – все хуже. Еще собирали на полях урожай хлеба, но он скудел, год от года. Еще работали некоторые заводы на территории Украины, но все меньше дымили трубы – и все больше чадил горящими покрышками Майдан.

Интернат, где должна была пройти передача детей под опеку российской гуманитарной организации, располагался на окраине Белой Церкви. Это было большое мрачное здание, больше напоминавшее казарму, нежели учебное заведение. Александр Соболев вместе с Еленой Глинкиной и Николаем Ивановичем вошли внутрь. Соболев невольно поежился: о каком счастливом детстве может идти речь в этих стенах? Пахло хлоркой и пригоревшей гречневой кашей.

Мебель была еще советская, годов восьмидесятых – девяностых, да и обстановка походила на интернаты еще перестроечных времен. Все вокруг было буквально пропитанно казенщиной. И абсолютно не напоминало яркие детские сады и школы Донецкой Народной Республики или Российской Федерации.