Дорогами Пророчества

Невозмутимый дворецкий, не меняя надменно-брезгливого выражения лица, освидетельствовал предъявленный объект — не фальшивку ли мы пытаемся подсунуть. С видом, по меньшей мере, областного эксперта по драконам и их лжеразновидностям он не поленился придирчиво заглянуть в развороченную пасть и поскрести обугленную чешую ногтем — вдруг из воска отлили да покрасили.

— Хорошо. — Неохотный кивок. — Ждите.

Подождем, разумеется. А что, у нас был еще какой-то выбор?

Ожидание затягивалось. По моим ощущениям, с момента ухода дворецкого прошло около часа. Нетерпение давно переродилось в скуку, щедро сдобренную зевотой. Астахову голову пришлось запаковать обратно в мешок, однако она продолжала вонять и оттуда. Весьма просторная приемная давно была осмотрена до последнего гобелена (намертво приколоченного к стене, кстати — лично проверила), а начальник гарнизона выспрошен Верьяном о погоде, урожаях и других злободневных для сельского хозяйства проблемах. После чего все надолго замолчали: заводить разговоры на опасные темы в присутствии стражника, явно тяготившегося нашим обществом, никто не торопился. Постоянно оглядываясь на привалившегося к стене наемника, Эона остерегалась ругаться на «несносных, тупых мужиков», по крайней мере, в голос — и то радость.

Кожа под повязками зудела так, что хотелось грызть бинты. Я вздохнула, припомнив, какое отвратительное зрелище мои запястья представляли утром. Да и сейчас, наверное, выглядят не лучшим образом. Интересно, шрамы останутся?

Эх, нормальные мужья дарят женам дорогие украшения и наряды, а мне от супруга все больше достаются проблемы мирового масштаба и отметины на теле!

«При всем желании тебя сложно назвать нормальной женой». Не больно-то и хотелось...

Стены приемной загудели от вибрирующего звука гонга. Бесцельно бродившие по комнате люди поспешили принять соответствующие торжественной встрече позы согласно собственному разумению: начальник замкового гарнизона застыл каменным истуканом у выхода, Эона судорожно расправила платье, Верьян сдернул с головы шляпу, я по здравом размышлении последовала его примеру.

Двойные двери распахнулись. Вытянутый в струнку дворецкий промаршировал в открывшийся проем и зычно отрапортовал:

— Ее светлость госпожа Ольхеза рю Яандер, баронесса Лешеро, прекраснейшая, добрейшая, щедрейшая, мудрейшая, благороднейшая, несравненная владетельница бесчисленных полей, трех лесов, пяти поселений и...

Возникла небольшая пауза — дворецкий набирал в грудь побольше воздуха, чтобы эффектно закончить представление госпожи.

— Двух болот! — нетерпеливо зашипели откуда— то из-за левой створки двери.

От такого подлого удара в спину по его гордости дворецкий поперхнулся и закашлялся до слез.

— И двух болот, — повторил он, смахнув влагу с ресниц с видом священника, присутствующего при оскорблении святыни язычниками, и посторонился.

Зазвучали фанфары (на слух детская дудка) — в залу, высоко задрав и без того вздернутый нос, вступила нарядно одетая молодая женщина. Мы затаили дыхание: тяжелые, приторно-сладкие духи баронессы не то чтобы перебили вонь портящейся астаховой головы, но придали этому «аромату» неповторимый головокружительно-удушающий оттенок. Пока от этой непередаваемой смеси запахов не потемнело в глазах, я поторопилась разглядеть сей светоч неземной красоты и добродетели, что почтил нас своим вниманием.

Крепенькая. Рост — не больше метра шестидесяти. Не достающие до модельного стандарта сантиметры с лихвой компенсировало самомнение, судя по всему, выходящее далеко за границы разумного. Фигурой госпожа Ольхеза уродилась в любовно ошкуренное бревно — с какой стороны ни подойди, особой разницы не заметишь, а изобразить на нем талию оказалось не под силу даже туго затянутому корсажу ярко-голубого атласного платья в рюшах. Аккуратную головку баронессы отягощал каскад буйных локонов всех оттенков рыжего — от золотисто-медного до безбожно-красного. И, если я что-нибудь еще понимала в женских уловках, большая и, честно сознаемся, лучшая часть этого рыжего великолепия ранее кудрявилась на головах подвластных барону Лешеро селянок.

Миловидное личико госпожи Ольхезы запоминалось очень бледной кожей, надменно вздернутым носиком, выщипанными почти до полного их отсутствия чернеными бровями, но главным образом выражением вечного недовольства.

Нос чуточку опустился, позволяя его хозяйке рассмотреть непрошеных гостей. Взгляд серых глаз придирчиво прошелся по нашей троице, ревниво задержавшись на Эоне. Готова поспорить на последнюю целую пару сапог, баронесса Лешеро была единодушна со своим дворецким в нежелании пускать мою подругу под своды фамильного замка. Правда, причины этого нежелания у них весьма разнились.

— Чем обязана визиту? — недовольно поинтересовалась хозяйка замка. Голос оказался неожиданно басовитым для такой комплекции.

Наученная горьким опытом, я не спешила здороваться первой, предоставив всю инициативу нагловатому охотнику за головами.

И не ошиблась.