Дороги Аннуина

Холодея от ужасного предчувствия, Сага оставалась на месте. Интуиция срывалась на отчаянный вопль, требуя от неё убираться прочь, но Сага словно примерзла к холодным плитам. Блеск лезвия завораживал, но Сага смотрела лишь в лицо Киану, отчаянно надеясь ошибиться в том, что видела.

Руки этого мужчины были нежными и сильными, когда касались её. Она знала их прикосновения слишком хорошо, чтобы поверить в то, что они могут причинить ей боль. Киан не смог бы навредить ей, но в глазах прежнего Киана бился огонь и искрились эмоции.

А тот, кто направлялся к ней, был не теплее ледяного воздуха гор.

— Что он пообещал тебе? — Хрипло прошептала она, ощущая, что глаза её абсолютно сухи. С каждым шагом, приближающим Киана, холод проникал куда — то внутрь, в самое сердце. Ей не удастся смириться с тем, что огонь в серых глазах потух, сменившись ледяным безразличием.

— Свободу, — ответил Киан.

Сага вскинула подбородок. Разве не это было её главным желанием?

У её смерти будет лицо Киана.

Она сжала губы, не желая больше ничего говорить. Пусть так. Возможно, что на весах между женщиной и свободой перевес оказывался явно не в сторону первой.

— Ты знаешь, что делать, Первый Меч Тары, — произнёс Пуйл, наблюдая за тем, как Киан остановился в паре шагов от ведьмы.

Киан помедлил ровно мгновение. Затем легко перехватил кинжал, заставив его блеснуть рубиновым всполохом. Не смотря на то, что Саге было так страшно, как никогда до сих пор, она заставила себя не зажмуриться. Не так — то легко будет сломать её в последний момент, когда придется умирать. Собственно, ведь кроме собственной гордости у неё не оставалось больше ничего.

Пусть он убьет её быстро. Сага всё же не была уверена в том, что её смелости хватит надолго. Она ужасно боялась, что если боль будет длиться долго, то вряд ли она сможет умереть с достоинством.

Кинжал замер ровно на середине пути, и Пуйл, зачарованно следивший за движением оружия, не сдержал возгласа разочарования.

— Ты настолько слаб? — Презрительно бросил он, дернув плечами.

Лицо Киана оставалось прежним — холодным и пустым, но где — то глубоко за ледяной маской словно пошли трещины. Они разбегались в стороны, угрожая разрушить его отстраненность, и Киан отвел глаза в сторону, словно не желая видеть Сагу.

— Сделай это, — приказал Пуйл, и нетерпение в его голосе выплескивалось через край.

Киан молчал. Он стоял в той же позе — словно не мог сдвинуться с места, и Сага внезапно догадалась, что он скрывает ту борьбу, что происходит в нём сейчас. Киан не может убить её просто и легко, скованный какими — то остатками эмоций. Если её смерть — залог его свободы, то он всё еще никак не может сделать окончательный шаг к ней, и это плохо.

Они не могут ждать вечно его решения.

Бессмертный Пуйл не обладает безграничным терпением и в любой момент может передумать, лишив Киана надежды на освобождение. Сага видела, как тяжело дышит Киан, словно воздух с трудом проникает в его легкие. Лохмотья, в которые превратилась одежда, и полная тягот дорога через Аннуин не смогли стереть в нём прежних черт. Посреди Каэр Сиди стоял военачальник королевской армии, помнящий о своем великом прошлом и не видящий надежды на избавление, и Сага знала, что он с трудом верил, что оно возможно. Да уж, хорошо продуманное проклятье вечного отчаяния.

Впрочем, разве не было сказано, что она — его ключ к свободе?

Сага поднялась на ноги. Ватные и слабые как у молодого жеребенка, они угрожали подвернуться в любой момент, но она упрямо сопротивлялась. Самая долгая дорога оказалась длинной в три шага, и каждый из них был тяжелее предыдущего.

Казалось, тишина в зале стала настолько ощутимой, что могла бы издавать тонкий звон.

Киан повернулся к Саге лицом, когда она приподнялась на носочках, стараясь уменьшить разницу в их росте, и обхватила его шею руками. Он не изъявлял никакого желания ответить на её прикосновения, словно она была чужим ему человеком. Если даже и так, то Саге сейчас не было больно. Она касалась его, надеясь запомнить каждую черточку лица и спрятать эти воспоминания так глубоко, как только возможно.

Жаль, что у них было так мало времени.

— Я хочу, чтобы ты был свободен, — прошептала Сага, делая глубокий вдох.

Дернув на себя руку Киана, Сага ощутила, что кинжал вошел в её тело так легко, будто бы она была большим куском масла. Сперва боли не было — было ощущение, словно она нырнула на огромную глубину, и весь воздух в её легких рванул вверх, стремясь под давлением выбраться наружу.

Когда она закашляла, выпуская его, губам стало неожиданно тепло, а рот наполнился солоноватым привкусом.

Глаза Киана широко раскрылись, и вместо прежнего холода в них плескался неприкрытый ужас.

Умирать было не так — то больно.

Горячая кровь с каждым новым вздохом, который становился короче и труднее, выплескивалась наружу. Саге наконец — то было тепло и холодно одновременно. Она осознала, что не чувствует ни рук, ни ног, однако там, где о коже лилась кровь, было горячо. Крови было слишком много — наверно Сага состояла внутри из нее на две трети.

Или же так ей только казалось.