Дороги. Часть первая.

Вспомнились честные серые, тревожные глаза Арниса: «Придется убивать, Иль, лонгинцев, твоих же братьев».

К тому же и невинных.

И Сайра, возможно, погибнет.

Да, она обещала. И она это сделает. Да, людей жаль, но это война.

А может быть, и не надо этого делать. Ну что она, в сущности, знает о происходящем? Сагоны? Может, это и не сагоны вовсе, а на самом деле, как говорят, Квиринские завоевательные агрессивные планы?

Да нет, чушь. А дэггеры — ведь это же действительно дэггеры. А эти «консультанты с развитых миров» в правительстве — знаем мы таких консультантов.

А уже сотни тысяч погибших в Мелабаре, Цезии, Астанге... включая детей. Это не отпетые зеки. Хотя ведь и среди зеков наверняка есть нормальные люди. Их — жалко. Да что там, эту дуру Жеррис, и ту жалко. Ну не успела еще Ильгет по-настоящему на нее разозлиться. Так, чтобы убить хотелось.

Но Лонгин будет вести бомбардировки дэггерами. Хуже этого — нет ничего.

Но это — Родина, какой бы она ни была. А Ильгет, значит — предатель.

Просто отступать уже некуда... некуда, и придется идти до конца.

Глава третья. Смертельная грань.

Ильгет спала всего часа два и проснулась с туповатой головной болью. За окном было так же мерзко, полутьма, мокрые снежные хлопья. Как с собакой гулять в такую погоду? Ильгет бросила взгляд на часы, маятник мерно дзинькал, а стрелки будто на месте застыли. Пита вот-вот придет, а ужина нет. Нехорошо. Но даже двигаться не хотелось. Даже думать было тошно. Арнис, вяло вспомнила Ильгет. Бомба в цеху. Привычный страх шевельнулся внутри, лучше уж не думать об этом. Иначе открывается бездна под ногами — бездна, в которую так легко соскользнуть. Ильгет почему-то была уверена, что добром вся эта ситуация не кончится.

Лучше не думать. Полежать бы еще. Взять хорошую фантастику, забраться под одеяло... Но Пита вот-вот вернется, и ужина нет. Еще никогда не было, чтобы Ильгет не встретила его с горячим ужином. Она медленно потащилась на кухню.

Что бы приготовить — на скорую-то руку? Яичницу... Стыдно. Подумает, вот жена, яичницей кормит... ну, может, и не подумает. Но все равно стыдно. Ильгет стала чистить картошку. Норка, цокая когтями по паркету, пришла к ней в кухню, легла под столом.

Деятельность немного развлекла Ильгет, она приободрилась. Поджарила мясные полуфабрикаты, тем временем сварилась картошка. В прихожей хлопнула дверь, муж открыл своим ключом. Ильгет побежала ему навстречу. Дежурно чмокнула мужа в слегка колючую щеку. Пита снял шляпу, куртку, оставил ботинки посреди коридора. Прошел в комнату. Норка прыгнула на него, пытаясь лизнуть в лицо.

— Ну, что у нас плохого? — бодро спросил Пита. Ильгет мгновенно скользнула мыслью по-над Бездной... все плохо, что же может быть теперь хорошего? И ответила спокойно.

— Да все хорошо, вроде. Иди в кухню, ужинать будем.

Поели картошки с мясом. Ильгет стала мыть посуду, Пита тем временем рассказывал о своей работе. Как всегда, там были проблемы, кто-то отказывался платить по счетам, кто-то заказал идиотский проект, который придется делать именно Пите... Он рассказывал с сарказмом, остроумно, представляя собеседниках в лицах, пробиваясь сквозь звон тарелок и шум воды. Ильгет кивала и вставляла сочувственные реплики. Потом Пита замолчал, и она почувствовала необходимость поддержать разговор.

— А у нас все скучно, — сказала она, — сегодня вот полаялась с бабами. Ужас какой-то!

— Да? — рассеянно спросил Пита.

— Ага.

Ильгет не знала, что сказать еще. Обычно она и вела беседу. После того, как Пита излагал все новости о своей работе, и говорить становилось не о чем, Пита же еще не уходил к себе, а оставался на кухне. Ильгет первой не могла уйти — это обидело бы его. Обычно она рассказывала о прочитанных книгах, о новостях, стараясь обходить скользкие темы вроде религии. Вообще-то много было таких тем, которые грозили развиться в скандалы.

Но сегодня ей было не до книг, не до мировых проблем — ни до чего. Вот эта липкая серая мутотень за окнами, и нарастающее предчувствие беды — холодком в животе.

А ведь это произойдет, и очень скоро. Мина заложена, и она взорвется. Так или иначе привычный ход жизни будет разрушен. Все кончится. Может быть, не очень хорошее, но мирное, спокойное бытие, к которому она так привыкла — все рухнет.

— Пита, — Ильгет села за стол, глянула мужу в глаза, — я чувствую, что все так ужасно... Тебе не кажется, что на нашей планете происходит что-то страшное?

И это страшное скоро, очень скоро придет сюда...

— Ты о чем?

— Не знаю. Предчувствия какие-то...

Пита пожал плечами.

— Может, тебе выпить успокоительного чего-нибудь? Мама говорила, есть такой чай. Ты так устаешь на этой фабрике.