Дороги домой больше нет

– И никаких гневных воплей на тему того, что ты в прямом смысле «искупалась» в грязи? – немного удивлённо спрашивает колдун, глядя вдруг оробевшую лошадь по носу. – Даже никакого «опять придётся выть голову» или…?

– Было весело, – честно говорю я и улыбаюсь. Ну, надо же когда-то учиться говорить что-то приятное другим людям, если это так? – Позовёшь, когда в следующий раз будет «грязевая ванна» или что-то подобное? Ну, там не знаю…

Неожиданно колдун смеётся и поясняет:

– Ты первая, кто посчитал это весёлым! А я, поверь, многих за подобным делом повидал! Хорошо, позову. Кстати, если хочешь, можешь помочь мне накормить единорогов. В Неизведанных Землях водятся единороги?

– Нет, это только сказки, – отвечаю я, неуверенно подходя к кобыле, которая теперь глядит на нас с Фёдором стыдливо и робко.

Я не спешу ей доверить: ещё помню, как она пыталась поджарить нас!

– Это тоже единорог, – удивляет меня колдун. Я недоверчиво смотрю на него, а он с улыбкой добавляет. – Она просто ещё слишком маленькая. Рога у них вырастают лет после трёхсот. Мы зовём её Роза.

– Маленькая? Она ведь громадная! – не удержавшись, недоверчиво-насмешливо восклицаю я, глядя снизу вверх на почти трёхметрового единорога. Или единорожки?

Роза смотрит на меня с любопытством, и я внезапно ловлю себя на мысли, что отвечаю ей тем же. Подумав немного, тоже протягиваю руку и дотрагиваюсь до белого, удивительно тёплого, даже горячего носа. Я непроизвольно улыбаюсь, глядя в большие, офигенные голубые глаза. Хм… где-то я уже это видела! Только вот не помню…

Шучу! Помню-помню! У первого колдуна, что я увидела ещё на Земле такие же глаза.

Фёдор отвязывает верёвку и тянет Розу по направлению к лесу. Я, чисто из любопытства, следую за ними, чувствуя, как грязь на волосах начинает засыхать.

Под ногами хлюпает и чавкает, откуда-то сверху падают капли, застрявшие на листьях после дождя. Роза то и дело как-то неодобрительно фыркает. Всё это навевает какое-то странное и неведомое мне доселе ощущение спокойствия, мира и грязи.

Мы оказываемся под покровом высоких деревьев, в основном это берёзы и сосны, иногда дубы. Грязь сменяет скользкий мох, Фёдор ускоряет шаг, единорог не отстаёт, и через какое-то время я понимаю почему. Точнее, догадываюсь: лошадь чует свой дом.

Фёдор отпирает массивную дверь и проводит Розу внутрь, а я – за ними. В нос ударяет вонь и смрад, но я едва лишь морщу нос, не показывая этого.

Шесть единорогов топчутся в своих стойлах, правда, почему-то среди них нет полностью чёрных – только рыжие и белые. Каждый норовит приветливо вытянуть морду и достать Фёдора, однако удаётся осуществить задуманное только одному рыжему с небольшим пятнышком на носу коню.

Колдун подводит Розу к ближайшему пустому стойлу в конюшне, снимает верёвку и говорит ей что-то успокаивающее, когда единорог испуганно таращится на него.

Я начинаю уважать колдуна, когда вижу, как они охотно протягивают головы к нему и берут кусочки сахара с рук, говорят, животные чуют, кому можно верить. Вряд ли единороги не знают, чем это может грозить, однако охотно хрустят лакомством. Кажется, Фёдор по-настоящему понимает всех их, чего я никогда раньше не видела.

– Ань, помоги, – наконец-то нашлось дело и для меня!

Я тотчас оказываюсь рядом с колдуном, так как всего за тем пару минут бездействия успеваю заскучать. Охотно помогаю Фёдору сделать всё, что он просит, но совсем близко подходить к животным немного опасаюсь. А колдун тем временем рассказывает мне о том, что молодых единорогов специально кормят сахаром, чтобы они не стали причиной пожара в огромном заповеднике. Взрослые особи обычно держат своё пламя под контролем.

Вообще, единороги – существа редкие, и сейчас их не больше двадцати особей.

Молодых они, – я так полагаю это – Фёдор с Алисой, – оставляют ночевать в стойле, а утром, накормив сахаром, отпускаю до самого вечера порезвиться на свободе, а если кто-то из них не вернётся вечером, значит, с ним что-то случилось. Единороги – одни из самых пунктуальных зверей из всех миров.

В конце концов, накормив их, колдун заставляет несколько необычного вида гребешков начать аккуратно укладывать гривы, а сам куда-то пропадает. Нет, он не исчезает, просто я засматриваюсь на такое обыденное применение колдовства: гребни подлетают и опускаются словно живые, словно сами знают, как не дёрнуть пряди слишком сильно.

Для колдунов в этом нет ничего непривычного, а для меня, как девчонки с Земли, не знавшей, что такое вообще возможно, – настоящее чудо.

Восхищённо наблюдаю за тем, как расчёски, которые чем-то напоминают кораллы, мерно скользят по воздуху, словно движимые невидимой рукой, и разделяют непослушные или спутанные пряди. Роза вначале относится к ним с подозрением. Видимо, она тут новенькая.

– Волосы из гривы или хвоста единорогов невероятно ценны! – говорит Фёдор, внезапно появляясь всего в шаге от меня, и довольно наблюдает за «творением рук своих».