Дороги и Тропы (СИ)

И всё было бы хорошо, не заявись к ней на следующий день двое самых настырных претендентов на руку и сердце. И всё было бы намного хуже, не доведи ее эти двое, в сущности, хороших и дорогих ей людей — Нир и Ортам — до белого каления своими "железными доводами" в виде двух шикарных колец и дурашливыми попытками развеселить. Чудом не вышвырнув их за порог или в какой-нибудь портал, Тайри отправилась бродить по городу. Одна. На ночь глядя. Без оружия. Без сапфира. И даже не в привычном и удобном мужском костюме, а в элегантном платье для встречи гостей и легкой накидке из гьяттской шерсти. Подвох юная леди почувствовала не сразу, слишком уж погрузившись в свои невеселые мысли. Целительский инстинкт потащил её на крик "Помогите кто-нибудь! Ребенок задыхается!", а когда вместо ожидаемого несчастного пациента или хотя бы его мамаши, в глухом дворе-колодце обнаружились шестеро неприятных типов в масках, было поздно сокрушаться. Оставалось действовать. Маг не может применять силу против обычных людей, а все окружившие целительницу подозрительные личности именно ими и были. Наверняка где-то за темным окном или на крыше сидит парочка наблюдателей, чтобы маг потом не отвертелся в суде. Голыми руками от них не отбиться, остается только бежать… а бежать некуда — единственный выход охраняют аж двое амбалов. Значит, вспоминаем Гая. Там, где нет никакого выхода, всегда есть дверь на Тропу. Голышом в прорубь — и то безопаснее, чем вот так, в этом наряде и без подготовки ступить на серую шкуру! Однако, через несколько секунд леди Даллет уже бежала, поднимая неистребимую пыль, подобрав неудобные юбки, а где-то за спиной затихал вопль одного из нападавших, очень неудачно загремевшего с Тропы в белесый туман. Который, кстати, довольно редкий сегодня. Так бывает, если рядом какой-то мир… Кто бы сомневался: Вингшалья подставила плечо, точнее сунула под ноги мягчайший песок и тут же обняла руками теплого ветра. Над морем крикнула чайка… Тайри улыбнулась: не важно, кто кого притянул, важно — что вовремя! Нежно любимый ею осколок мира, где теперь есть птицы, но, к счастью, нет людей, где можно успокоиться, отпустить эмоции, сбросить щиты, искупаться в море, наконец! Тут некому мешать…

Заглядевшись на небо, леди пребольно споткнулась обо что-то твердое и объемное. Камни? Но камни не откликаются металлическим звоном! Она с удивлением уставилась на утонувший в песке солидный мешок, набитый чем-то угловатым и, судя по всему, тяжелым. Кого-то случайно занесло сюда, и он бросил поклажу, чтобы руки не оттягивала? Ага, и оружие заодно. Целый арсенал валяется, а арбалет-то какой красивый…

— Да твоего ж демона по лысине хвостом через коромысло! — Недостойно воспитанной леди произносить подобные слова, но какой урод еще и здоровенные ножны здесь песком присыпал? Пожалуй, стоит его взгреть. Или просто пристрелить из соображений гуманности, если он, конечно, не смылся отсюда давным-давно. А нет, вон, торчит аки пугало на огороде…

"Пугало" восседало в одних подштанниках на воздвигнутом из песка пьедестале и самозабвенно декламировало вирши красивым, поставленным, и, кажется, даже знакомым голосом. Весьма, надо сказать, двусмысленные и низкопробные вирши, кои школяры лет тринадцати друг другу тайком пересказывают.

Через некоторое время декламатору надоело радовать сомнительной поэзией море. Он поднялся, театральным жестом простер руку и обернулся к неосчастливленным еще дюнам.

Этого не может быть, подумала Тайри, зажмуриваясь, чудес не бывает. Со мной — не бывает. Просто замороченный Тропой мозг выдает желаемое за действительное. Брат вряд ли сможет когда-нибудь…

— Тайо! — Это же детское имя, его и помнят-то только самые… — Тайо, малышка! Девочка, я не сплю, не брежу, не сошел с ума, это, и правда, ты?!!

На нее налетели, сграбастали в медвежьи объятья, подняли в воздух, точно ребенка, заглянули в глаза близко-близко и принялись кружить и подбрасывать, как в детстве. Тайри вновь почувствовала себя семилетней девочкой и окунулась в солнечные волны ничем не замутненного счастья, а въевшаяся за прошедшие годы привычка изо всех сил пыталась обрезать этой радости крылья. Нужно ли говорить, что она не справилась?

— Эй, сестренка, ты совсем не рада меня видеть? Или я настолько изменился, что ты не узнаешь меня?

— Ты мало изменился, Номар. — Все-таки невозможно смотреть на него без восхищения. Кузен и раньше был красив, а теперь окончательно возмужал и просто излучал спокойную силу и уверенность. Рядом с таким поневоле ощущаешь себя в полной безопасности, — просто это я разучилась радоваться.

— С чего это? Кто посмел? Мне пойти и открутить кому-нибудь голову? Только скажи! Ох, девочка, знала бы ты, как я истосковался по родным лицам… — он снова прижал ее к себе.

— Где тебя носило, братец? Я всю голову сломала, пытаясь понять это, а родные уже давно верить перестали, что ты вернешься.

— Ты же не перестала?

— Ифар тоже. До сих пор ни на одно предложение руки и сердца не согласилась.

— А ты откуда про нас знаешь?