Дороги Катманду

Большие облака в небе набухали и разрастались, под ними медленно кружились большие черные птицы. Вспомнилось, как кишели стервятники над падалью возле дороги, когда он пересекал высохшую равнину в Индии, потом увидел лицо маленькой девочки в гостеприимно встретившей его деревне, увидел ее широко распахнутые глаза. Он снова почувствовал на своих коленях вес этого миниатюрного создания, такого беспомощного, такого доверчивого и счастливого.

Он пробормотал что-то сквозь зубы, перевернулся на живот и заснул, побежденный усталостью.

***

Они шли по тропе, извивавшейся вдоль дороги, сохраняя все тот же порядок: Свен, затем Джейн, за которой тащился Гарольд. Он всегда оказывался позади друзей, потому что не мог удержаться и всегда съедал больше, чем они, когда находилось что-нибудь съестное. А Свен и Джейн хотя и были слабее, но уже достигли той особой легкости, легкости диких животных, которым не нужно прилагать усилий, чтобы перемещать свое тело.

Неожиданно они наткнулись на Оливье. Юноша спал на спине со слегка приоткрытым ртом. Утром он умылся и побрился над ручьем, его локоны заметно удлинились, лицо приобрело более темный оттенок, чем у волос, но на нем по-прежнему играли золотые блики. Темные ресницы создавали тонкую зубчатую тень под глазами.

Джейн и Свен остановились перед ним. Джейн улыбнулась спящему и сказала по-английски:

— Это француз.

— С чего ты взяла? — поинтересовался Свен.

— Девушка всегда безошибочно узнает француза, — сказал подошедший к ним Гарольд. — Она определит его даже сквозь стену.

Они говорили громко, не боясь разбудить спящего. Но Оливье не слышал их, продолжая крепко спать, спокойный, невинный и прекрасный, словно дитя.

— Молодец парень! Спит как бревно, — засмеялся Свен.

Гарольд заметил лежавший рядом с Оливье рюкзак и поднял его.

— У него наверняка найдется что пожевать. Французы доки во всем, что касается жратвы. — И он стал развязывать мешок.

— Перестань! — остановил его Свен. — Нужно спросить у него.

Он присел рядом с Оливье и положил ему руку на плечо.

— Подожди! — сказала Джейн. — Мы разбудим его иначе.

Она отошла к кустам и принялась собирать цветы. Потом осыпала цветами грудь Оливье, несколько цветков воткнула себе в волосы и точно так же украсила Свена и Гарольда. Потом села возле Оливье и кивнула Свену. Тот уселся рядом, положив на колени гитару. Тогда Джейн негромко запела ирландскую балладу, а Свен принялся сопровождать ее пение скупыми аккордами. Пение постепенно становилось все громче и громче.

Гарольд, сидевший в двух шагах от них, возле рюкзака Оливье, явно скучал. Он считал, что они только зря теряют время.

Нежный голос Джейн и музыка Свена проникли в сны Оливье и вытеснили их. Он открыл глаза и увидел улыбавшуюся ему девушку. Ее длинные волосы, усеянные цветами, спадали на плечи, словно волны света, с которыми смешивались красноватые золотые тени. Ее голубые глаза были такими темными, что казались почти фиолетовыми. Солнце, пробившееся между облаками, увенчало ее голову сияющей короной. Солнце, небо и цветы казались воплощением радости. И средоточием этой радости была улыбавшаяся Джейн.

Джейн говорила по-французски с очаровательным акцентом. Оливье с интересом слушал ее. Слушал и любовался: улыбка, лучистый взгляд, сияющая корона волос.

Когда солнце зашло, они перекусили и остались сидеть вокруг костра, непринужденно болтая обо всем на свете. Джейн сидела рядом с Г арольдом, время от времени касавшимся ее рукой. Каждый такой его жест отзывался в Оливье легкой болью.

Свен, прислонившийся спиной к дереву, закурил сигарету. Гарольд потянулся и лег на спину, положив голову на колени Джейн. Оливье поспешно прервал воцарившееся молчание.

— Что именно вы собираетесь делать в Катманду?

Он обращался к Гарольду, но ему ответил Свен.

— Катманду — это вотчина Будды. Там он родился, там умер. Там и похоронен. В тех краях обитают и другие боги. Это самое священное место в мире, именно то, где лик Бога ближе всего к Земле.

Он протянул сигарету Джейн. Та взяла ее и затянулась дымом. На ее лице появилось счастливое выражение.

— Еще бы, Будда, — покачал головой Оливье. — И заодно гашиш, продающийся на рынке так же свободно, как редиска или шпинат! Думаю, вы направляетесь туда именно из-за этого.

— Ты ничего не понимаешь! — вмешалась в беседу Джейн. — Это же радость!

Она затянулась еще раз и протянула сигарету Оливье.

— Спасибо, — сказал тот. — Оставь эту гадость для себя.

Гарольд просунул руку под блузку Джейн и стал ласкать ее грудь.

— Ты никогда больше не будешь несчастен! — сказала Джейн.

— Я и так не несчастен! — ответил Оливье.

На небольшом дереве поблизости какая-то птица запела странную песенку, состоявшую из трех одинаковых протяжных нот, непрерывно повторявшихся. Это была печальная и нежная, умиротворяющая песенка.

Джейн уже тяжело дышала от настойчивых ласк Г арольда. Но ей хотелось успокоить Оливье.

— Оставь меня! — повернулась она к Гарольду.

— Не обращай на него внимания, — спокойно сказал Г арольд. — Он может думать все что ему хочется. Это его право.