Дороги, которые нас выбирают

— Тогда повелеваю: пусть крестьяне в благодарность за освобождение от старой власти вручат новой власти дополнительно к старым налогам, равным половине их доходов, еще одну десятую. Итого шесть десятых. Сбор шестидесятки поручаю офицерам армии, которые получат поощрительную награду. Повеление ясно?

— Вполне ясно, Повелитель, — объявили в один голос бывший предводитель мятежников, а ныне командир правительственных войск Франциск Охлопян и летающий монах, ныне министр экономики Антон Пустероде. Конрад объявил им о новых должностях, когда они подходили к ратуше, и оба жаждали функционировать.

Конрад сказал, что хотел бы отдохнуть, ибо день был трудный. Старший из отцов города отвел Повелителя в роскошные апартаменты. Это была обширная комната на два окна с настоящей кроватью и тремя стульями, умывальником и ковриком у порога — все предметы обстановки были еще с Земли. Конрад подошел к окну и долго всматривался в площадь. По ратушной площади ходили радостные солдаты, то один, то другой возглашал: «Слава Повелителю!» Москита закатилась, и темная звездная ночь нависла над городом. Звезды лихорадочно мигали; раньше Конрад не мог без содрогания смотреть на слишком живое ночное небо, но сегодня оно его не пугало. В Конраде фонтаном било молчаливое ликование. Внутренний Голос не обманул. Правая дорога была верной. Самые яркие мечты, самые сладостные надежды осуществлены. Никому до того не известный — кроме злого отца, разумеется, — он теперь повсеустно славится на всех улицах великой Анатры, а в ней живет более тысячи маритян. Завтра же вся Марита с восторгом и признательностью будет твердить его имя!

Вместе с Конрадом в его однокомнатный апартамент вошел и бывший солдат Микаэл Убуби.

— Ты чего? — спросил Конрад.

— Буду лежать на пороге. — Микаэл Убуби показал на роскошный потертый коврик у двери. — Теперь я от вас ни на шаг. И каждого, кто осмелится!.. Можете положиться на меня, Повелитель, расправлюсь не хуже, чем вы с грозным майором Шуруданом.

— Грозному майору досталось, — скромно согласился Конрад.

— Еще как! — восторженно воскликнул бывший солдат. — Боже мой, кто бы мог подумать, что найдется человек, который так смело, так ловко… Простите, Повелитель, но когда вы неподвижно стояли под дулом моего импульсатора и я ждал лишь команды великого майора Шурудана, чтобы импульсировать вас вдоль и поперек… В общем, вы были такой бледный, такой растерянный, что и в голову не могло прийти, что одним прыжком… Голова кружится, когда припоминаешь это! Такая небывалость! Спите спокойно, Повелитель, после такого дня нужно хорошо отдохнуть. Я позабочусь, чтобы сюда никто и носа не сунул.

Бывший солдат, ныне личный охранник Повелителя растянулся на коврике и спустя минуту смачно захрапел. Для человека, хвалящегося своей бдительностью, он мог храпеть и не так громко. Конрад смотрел на Убуби. Было, конечно, приятно, что этот человек своевременно подал добрый совет расправиться со страшным майором, а теперь добровольно и восторженно вызвался в личные охранники, а без охраны, понимал Конрад, небезопасно. Но Конрад предпочел бы, чтобы ему не напоминали, каким он в тот момент выглядел бледным и растерянным. Внутренний Голос проворчал: «Поставь ты этого болтуна на место, иначе он наворотит!» Конрад еще раз посмотрел на Убуби, обдумывая, как его поставить на место. Верный охранник не стоял, а лежал, заливисто храпя. Он был на своем месте — на полу, у ног Повелителя.

За два дня в Анатре восстановился порядок. Как и пообещали отцы города, открылись все пивные таверны, танцевальные вертепы, пищевые берлоги, гостиничные ночлежки, подвалы для больших пиров и казематы для торжественных приемов. Из других городов приходили добрые вести: везде признавали власть Повелителя, везде торжествовали по случаю гибели майора Шурудана. Летающий монах порадовал Конрада, что в одном городишке из самых заплеванных некий горожанин публично высказался: «Хрен редьки не слаще!» и странная эта фраза, по письменному объяснению горожанина, немедленно от него затребованному, означает высшую степень одобрения. Сам Антон Пустероде был склонен именно к такому толкованию, хотя и не знал, что такое хрен и что такое редька, и в толковом словаре языка Мариты тоже не нашел значения этих слов.

Зато сообщения из деревень не радовали. Скупые крестьяне, и раньше не жаловавшие пятидесятипроцентное изъятие доходов, поголовно как с цепи сорвались, услышав о шестидесятке. Кое-где дополнительные десять процентов приходилось изымать под дулами импульсаторов. На исходе недели летающий монах, ныне министр экономики, доложил о возмутительном происшествии, случившемся неподалеку от Анатры на маленьком хуторке.